Читать книгу Эннеады Плотина - Валерий Антонов - Страница 5
Эннеада
Третий трактат
Оглавление.
ΠΕΡΙ ΔΙΑΛΕΚΤΙΚΗΣ.
Диалектика как аскеза ума: от множественности к единству
Третий трактат первой «Эннеады» Плотина, «О диалектике», представляет собой не просто методическое руководство, а глубокое метафизическое исследование о преобразовании человеческого сознания. Его центральная тема – диалектика (διαλεκτική) – раскрывается не как формальная логика, а как целостный путь восхождения души от рассеянности в чувственном мире к сосредоточенному единству с Умом (νοῦς) и, в пределе, к Благу. Внутренняя логика трактата строится на точной диагностике различных типов душевного склада и выработке для каждого адекватного метода обращения (ἀναγωγή) к первоистоку.
Плотин начинает с антропологического различения. Он выделяет три типа натур, предрасположенных к восхождению: «мусический» (ὁ μουσικός), плененный гармонией чувственных форм; «влюбленный» (ὁ ἐρωτικός), в чьей страсти к телесной красоте просвечивает память об архетипе; и «философский» (ὁ φιλόσοφος τὴν φύσιν), чья душа от природы обращена к умопостигаемому. Критически важно, что путь для всех один – к Единому, – но начальные отрезки различны. Для мусика и влюбленного диалектика выступает как искусство сублимации: их необходимо научить отделять принцип красоты (λόγοι, ἁρμονία) от материального носителя, дабы частное восхищение стало вратами к созерцанию прекрасного самого по себе (αὐτὸ τὸ καλόν). Это педагогика отвлечения (χωρίζειν), переводящая вектор внимания с внешнего эффекта на внутреннюю причину. Для прирожденного же философа, чья душа уже «окрылена», диалектика является не лекарством, а естественным завершением: ему требуется не пробуждение, а лишь ясное руководство и систематизация врожденных устремлений.
Сущность самой диалектики Плотин определяет радикально онтологически. Это не инструмент (ὄργανον) философа, а его высшее состояние (ἕξις), «чистейшая часть ума и разумения». Её сфера – сущее как таковое (τὰ ὄντα). Она различает сущности, устанавливает их место в иерархии бытия, восходит к первым родам и нисходит к видам, используя платоновский метод диэрезы. Однако её источник – не в самой себе, а в Уме, дающем самоочевидные начала (ἐναργεῖς ἀρχας). Таким образом, диалектика есть жизнь ума, развертывающаяся в душе: от интуитивного схватывания принципов – через дискурсивное различение и связывание – к возвращению в молчаливое созерцательное единство (εἰς ἓν γενόμενα). На этом пике она превосходит саму себя как деятельность, пребывая в покое (ἡσυχία). Именно здесь Плотин проводит ключевое разграничение: подлинная, «онтологическая» диалектика, имеющая дело с вещами-сущностями (πράγματα), принципиально отлична от формальной «логической деятельности» (λογικὴ πραγματεία), занятой предложениями и силлогизмами. Последняя – лишь полезный технический навык, подобный грамоте, которым высшая мудрость пользуется, но не отождествляется с ним.
В системном отношении диалектика является благороднейшей частью философии, её вершиной, но не всей её полнотой. Физика и этика получают от неё основополагающие принципы, но добавляют собственное содержание: физика – исследование природы, этика – формирование привычек и характер. Возникает строгая иерархия: природные добродетели и рассудочные навыки могут существовать несовершенно без диалектической мудрости, но подлинная мудрость невозможна без их наличия как основы. Диалектика завершает и преображает их, придавая осмысленность и совершенство. Она – тот завершающий акт, который превращает неосознанную тягу к порядку в ясное видение самого Порядка, а любовь к частной красоте – в причастность к Источнику всякой красоты.
Современное звучание этой концепции многогранно. Во-первых, это признание множественности путей к духовному – через искусство, любовь или интеллектуальную жажду – при единстве конечной цели. Во-вторых, это протест против редукции философского мышления к формальной логике: Плотин напоминает, что суть философии – в живом, интуитивном и содержательном схватывании реальности, для которого логические структуры суть служебный, а не определяющий аппарат. В-третьих, это модель образования как аскезы, направленной не на накопление информации, а на трансформацию способа видения мира – от множественности явлений к единству принципов. Диалектика у Плотина предстает, таким образом, как интеллектуальный и экзистенциальный тренинг, ведущий душу из царства мнений и образов в «поля истины», где мысль, достигнув предела, умолкает перед лицом простоты Единого. Это не дискуссия, а путь безмолвного собирания себя, кульминацией которого является не новый аргумент, но новое состояние бытия.
1. О диалектике как методе восхождения к Единому.
Анализ Плотина начинается с вопроса о методе, ведущем к высшей цели – Благу, или Первоначалу. Этот путь уже обозначен в предшествующих рассуждениях как «восхождение» (ἀναγωγή), но теперь требуется выяснить, кто способен на такое восхождение и каков конкретный механизм этого процесса. Внутренняя логика аргументации строится на распознавании различных психологических типов, от природы предрасположенных к духовному подъему, и на разработке для них соответствующей педагогической стратегии. К таким типам относятся человек «мусический» (ὁ μουσικός), любящий прекрасное в чувственных формах, «влюбленный» (ὁ ἐρωτικός), влекомый красотой в другом человеке, и собственно «философ» (ὁ φιλόσοφος), от природы стремящийся к умопостигаемому. Плотин утверждает, что путь для всех один, но начальные этапы для каждого типа различны, ибо отправная точка определяется характером их душевного движения.
Рассмотрение начинается с натуры «мусической» – впечатлительной, отзывчивой на внешнюю красоту, гармонию звуков, ритмов и форм, но слабой в самостоятельном движении к источнику этой красоты. Его душа подобна чувствительному инструменту, болезненно реагирующему на дисгармонию и тянущемуся к созвучию. Метод работы с такой душой заключается в диалектическом «отвлечении» (χωρίζοντα) от материи. Педагог должен помочь ему отделить математические пропорции, законы (λόγοι) и отношения, являющиеся основой чувственной гармонии, от самой звучащей или зримой материи, и направить его мысль к красоте самих этих принципов. Таким образом, восхищение конкретной мелодией или статуей должно стать ступенью к постижению умопостигаемой гармонии (νοητὴ ἁρμονία) и красоты как таковой (καλὸν καὶ ὅλως τὸ καλόν). Лишь после этого подготовленный ум можно знакомить с философскими рассуждениями (λόγους τοὺς φιλοσοφίας), которые укрепят его в новой, умственной области бытия, прежде ему неведомой.
Современное звучание этой идеи заключается в признании множественности путей к трансцендентному, которые отталкиваются от различных эстетических или эмоциональных опытов. Плотиновский «мусик» – это прообраз современного человека, чья душа прежде всего откликается на искусство, музыку или поэзию. Плотин предлагает не отвергать эту чувствительность как низменную, а использовать ее как педагогический рычаг, как импульс для интеллектуального озарения, переводящего внимание с эффекта на его причину, с прекрасного образа – на идею прекрасного. Это программа сублимации эстетического переживания в метафизическое познание, где диалектика выступает не как формальная логика, а как искусство внутреннего превращения взгляда, ведущее от множественности чувственных впечатлений к единству умопостигаемого принципа.
2. Путь эротической природы: от памяти к первообразу.
Далее Плотин рассматривает натуру «влюбленного» (ὁ ἐρωτικός), к которой может перейти, преодолев свою первоначальную стадию, и «мусический» человек. Этот тип характеризуется «памятью» (μνημονικός) о красоте, он от рождения носит в душе её смутный образ, но в разобщенном состоянии неспособен его распознать. Чувственная красота телесного облика поражает его, вызывая сильнейшее волнение, но эта реакция есть не что иное, как отклик на воспоминание о подлинном Первообразе. Внутренняя логика педагогики здесь заключается в том, чтобы перевести эту слепую, сосредоточенную на единичном объекте страсть в осознанное созерцание универсального принципа.
Метод восхождения для «влюбленного» требует последовательного расширения объекта его устремлений. Его необходимо научить видеть тождественную красоту во всех прекрасных телах, показав, что эта красота есть нечто отличное от самих тел и приходит из иного источника (ἄλλοθεν). Затем его взор следует обратить к более возвышенным, бестелесным сферам прекрасного: к прекрасным обычаям, законам, добродетелям, наукам и искусствам. Этот этап критически важен, так как привычка к «вожделению» (ἐθισμὸς τοῦ ἐρασμίου) переносится здесь на нематериальные объекты, что готовит душу к полному отрешению от чувственного. После того как душа научилась воспринимать красоту, рассеянную в многообразии, её нужно привести к осознанию её единства, показав, что все частные проявления суть отблески единого Прекрасного.
Лишь пройдя эту школу любви к прекрасному в деяниях и нравах, душа оказывается готовой к финальному восхождению от добродетелей (ἀρεταί), которые упорядочивают её жизнь, к самому Уму (νοῦς) и бытию (τὸ ὄν). Здесь начинается «вышний путь» (ἡ ἄνω πορεία), собственно интеллектуальное восхождение в умопостигаемый мир. Современное звучание этой концепции видится в психологии сублимации, где энергия индивидуального влечения перенаправляется на творческие, интеллектуальные и духовные цели. Плотин предлагает не подавлять эрос, а признать его мощным, хотя и не осознающим себя, стремлением к Абсолюту, и, признав, умело направить по лестнице всё более обобщенных и очищенных от материи форм, превращая личную страсть в универсальную любовь к Истине и Благу.
3. Философская природа: врожденное стремление и потребность в руководстве.
Прямой противоположностью первым двум типам предстает прирожденный философ (ὁ φιλόσοφος τὴν φύσιν). Его душа от рождения «готова» и «как бы окрылена» (ἕτοιμος… καὶ οἷον ἐπτερωμένος), что означает её непосредственную и самодостаточную тягу к умопостигаемому. Ей не требуется болезненный процесс «отвлечения» (χωρίσεως) от материи, необходимый для мусика и влюбленного, поскольку она изначально ориентирована ввысь (πρὸς τὸ ἄνω). Внутренняя логика здесь подчеркивает качественное различие в стартовых условиях: если предыдущие типы нуждались в переориентации их привязанностей, то философская душа уже движется в правильном направлении, но пребывает в состоянии растерянности (ἀπορῶν) из-за отсутствия точного путеводителя.
Таким образом, потребность философа не в пробуждении, а в ясном указании пути (δεικνύντος). Он от природы «развязан» (λελυμένον), то есть не скован плотской привязанностью к единичным вещам, и сам желает окончательного освобождения. Задача наставника – дать ему систематические знания (τὰ… μαθήματα), которые укрепят его врожденную склонность и разовьют привычку мышления, ориентированного на бестелесное (συνεθισμὸν κατανοήσεως καὶ πίστεως ἀσωμάτου). Будучи по природе любознательным и добродетельным, он легко воспримет эти знания. Образование здесь выступает не как коррекция, а как совершенствование и доведение до полноты уже наличных задатков.
Кульминацией подготовки для философа является овладение диалектикой (λόγους διαλεκτικῆς). После усвоения наук его необходимо сделать «диалектиком» (διαλεκτικὸν ποιητέον). В этом контексте диалектика предстает уже не как педагогический прием для отвлечения от чувств, а как высший методологический инструмент самого Ума, позволяющий мыслящей душе свободно ориентироваться в сфере чистых сущностей, различать и связывать их, и восходить к их первоистоку. Таким образом, если для других диалектика – лекарство и лестница, то для философа по природе она – естественное и завершающее выражение его собственной сущности. В современной перспективе это описание созвучно идее о врожденных когнитивных стилях и призваниях, где одна из задач образования – не нивелировать различия, а распознать особый дар и предоставить ему адекватные инструменты для максимальной реализации.
4. Сущность диалектики: наука о сущем и метод восхождения.
Определяя, что же такое диалектика (διαλεκτική), которую надлежит передать и подготовленным ученикам, Плотин дает её развернутое описание не как формальной дисциплины, а как высшего состояния ума (ἕξις). Диалектика есть способность разумного слова точно определить сущность каждой вещи, её отличия от иного и её родовую общность. Она исследует место каждой сущности в иерархии бытия, утверждает её подлинное существование, различает истинно сущее и не-сущее, отличное от него. Её сфера, таким образом, охватывает все ключевые метафизические категории: Благо и не-благо, вечное и тленное, всё, что подчинено этим началам. Она оперирует знанием (ἐπιστήμηι), а не мнением (δόξηι), что подчеркивает её онтологическую укорененность.
Внутренняя логика диалектики раскрывается в её двойном движении. Прежде всего, она прекращает блуждание души в чувственном (παύσασα δὲ τῆς περὶ τὸ αἰσθητὸν πλάνης) и утверждает её в умопостигаемом (ἐνιδρύει τῶι νοητῶι). Здесь, в «полях истины», она разворачивает свою подлинную деятельность, используя платоновский метод диэрезы (διαίρεσις). Это интеллектуальное искусство включает в себя: 1) различение видов, 2) постижение «чтó есть» каждой сущности (τί ἐστι), 3) восхождение к высшим родам (πρῶτα γένη). Далее, следуя нисходящему пути, диалектика «сплетает» (πλέκουσα) сложные понятия из простых, мысленно охватывая всё умопостигаемое, а затем, восходя аналитически (ἀναλύουσα), вновь возвращается к первоначалам.
Этот диалектический процесс – не самоцель, а средство достижения высшего покоя. Достигнув предела умопостигаемого мира, душа успокаивается (ἡσυχίαν ἄγουσα), переставая быть активной в дискурсивном смысле, и, собранная воедино (εἰς ἓν γενομένη), созерцает. Важнейший аспект позиции Плотина – чёткое размежевание подлинной диалектики как онтологического метода с формальной «логической деятельностью» (λογικὴν πραγματείαν), занятой предложениями и силлогизмами. Последнюю он сравнивает с искусством письма – полезным техническим навыком, который диалектика, будучи царственным искусством, использует как инструмент, судит о его полезности, но не отождествляет с собой.
Современное звучание этого учения видится в различении философии как поиска мудрости и формальной логики как её служебного аппарата. Плотин утверждает примат содержательного, интуитивного постижения целостных сущностей над аналитическим расчленением. Диалектика для него – это живой путь разума к Истоку, интеллектуальный аскезис, ведущий от дискурсии к молчаливому созерцанию, где инструменты логики, выполнив свою подготовительную роль, отступают перед непосредственным схватыванием истины.
5. Диалектика как вершина философии и дар Ума.
Возникает ключевой вопрос о гносеологических основаниях диалектики: откуда эта наука (ἐπιστήμη) получает свои начала? Плотин дает прямой ответ: их дарует Нус, Ум (νοῦς δίδωσιν), предоставляющий ясные, самоочевидные принципы (ἐναργεῖς ἀρχάς), если душа способна их воспринять. Таким образом, диалектика не конструирует истину из ничего, но получает от высшей инстанции первичные интуиции, а затем, уже в сфере души, развертывает их, осуществляя деятельность синтеза, сплетения и разделения (συντίθησι καὶ συμπλέκει καὶ διαιρεῖ), пока не приходит к полному, систематическому уму (τέλεον νοῦν). Она есть «чистейшая часть ума и разумения» (τὸ καθαρώτατον νοῦ καὶ φρονήσεως), его актуальное проявление в душе.
Из этого статуса вытекает её абсолютная ценность: это драгоценнейшее из наших внутренних состояний (τιμιωτάτην οὖσαν ἕξιν), обращенное к сущему и самому ценному. Её функция двояка: как разумение (φρόνησις) она занята сферой бытия (τὸ ὄν), как ум (νοῦς) – тем, что за его пределами (τὸ ἐπέκεινα). Это поднимает вопрос о соотношении диалектики и философии. Является ли философия высшим, или она тождественна диалектике, или же диалектика – её благороднейшая часть? Плотин отвергает инструменталистское понимание: диалектика не есть просто орудие философа, набор голых теорем и правил. Напротив, она имеет дело с самими вещами (περὶ πράγματά ἐστι), её «материей» являются сущие (ὕλην ἔχει τὰ ὄντα). Она движется к ним путём (ὁδῶι), но не отдельно от теорем, а уже обладая самими вещами в мысли. Ложь и софизм она познаёт привходяще (κατὰ συμβεβηκὸς), по контрасту с истинами, в ней пребывающими, распознавая их как чуждые.
Это приводит к важному различению. Диалектика не занята специально анализом «предложений» (περὶ προτάσεως οὐκ οἶδε) – это, по его сравнению, дело «грамоты», то есть формальной логики. Но, зная истину, она тем самым знает и то, что называют предложением. Она интуитивно схватывает движения души при утверждении и отрицании, их последовательность и противоречия, подобно тому как чувство мгновенно применяется к своему объекту. Тонкое же логическое выяснение этих форм она предоставляет другой, специально любящей это, дисциплине. Внутренняя логика здесь утверждает онтологический и интуитивный примат диалектики: это живое, содержательное мышление, непосредственно соприкасающееся с реальностью, тогда как формальная логика – её производная и служебная рефлексия. Современный резонанс этой идеи – в споре о природе философского знания: является ли оно, в своей основе, системой формальных выводов или же, прежде всего, интуитивным усмотрением смыслов и связей, для которого логические структуры суть лишь последующая, частичная экспликация.
6. Диалектика в системе философского знания и её отношение к добродетели.
Окончательно определяя место диалектики, Плотин утверждает, что она является благороднейшей частью (μέρος τὸ τίμιον) философии, но не исчерпывает её целиком. Философия включает в себя и другие сферы. Например, физика (φυσικά) исследует природу, используя помощь диалектики, подобно тому как прочие искусства используют арифметику. Однако физика получает принципы от диалектики более непосредственно (ἐγγύθεν), поскольку та определяет сами категории бытия. Точно так же этика (περὶ ἠθῶν) черпает из диалектики основополагающие представления о благе, но добавляет к ним практику формирования устойчивых состояний души (ἕξεις) и упражнения (ἀσκήσεις), из которых эти состояния возникают.
Таким образом, возникает иерархия познавательных и нравственных способностей. Рассудочные навыки (λογικαὶ ἕξεις) уже содержат в себе элементы, полученные от высшего ума, но смешанные с материей частных случаев. Прочие добродетели (ἄλλαι ἀρεταὶ) оперируют рассуждениями в сфере собственных страстей и действий. Практическая мудрость (φρόνησις) – это уже более общий расчёт, взвешивание универсальных принципов, их взаимосвязи и уместности применения. Диалектика же (ἡ διαλεκτικὴ) и высшая мудрость (ἡ σοφία) действуют на самом универсальном и бестелесном уровне, предоставляя чистые принципы для использования практическим разумом.
Отсюда возникает вопрос о возможности существования низших ступеней без высших. Может ли человек обладать «нижними» (как природными) добродетелями без диалектики и мудрости? Плотин отвечает: может, но несовершенно, с изъяном (ἀτελῶς καὶ ἐλλειπόντως). Обратное же невозможно: нельзя быть подлинно мудрым и диалектиком, не обладая этими природными задатками. Они либо предшествуют высшей мудрости, либо развиваются вместе с ней. Вероятно, сначала возникают природные добродетели (φυσικαὶ ἀρεταί), а уже с обретением мудрости они становятся совершенными. Таким образом, мудрость приходит после природных добродетелей и завершает устроение характера. Или же, как предполагает альтернативный вариант, они развиваются и завершаются совместно. В любом случае, природная добродетель – это несовершенное око и незавершенный характер, но в ней, как и в мудрости, присутствуют те же первичные задатки (αἱ ἀρχαὶ), данные нам от природы. Внутренняя логика системы Плотина здесь демонстрирует строгую субординацию: диалектическая мудрость – вершина, венчающая и преобразующая все низшие формы познания и нравственности, придавая им подлинную осмысленность и совершенство, но не отменяющая их необходимости как подготовительных ступеней.