Читать книгу Сон-да-ветер. Дилогия - Александра Глазкина - Страница 8

Когда отец представил меня сотрудникам своего центрального офиса, во всех глазах читалась лишь одна, справедливая, в общем-то, мысль про блатных мажоров, ничего не понимающих в бизнесе и умеющих только тратить чужие деньги. И хотя я именно таким и был, все равно бесился от презрительных взглядов. Если бы ко мне проявили хоть каплю снисходительной доброты, я бы не стал так развязно себя вести, направо и налево отдавая дурацкие приказания. Впрочем, на то и находился рядом Отто, чтобы за моей спиной сглаживать острые углы.

Сейчас за моей спиной никого, а я вновь чувствую себя самозванцем. Бриз стал первым подопытным, и слияние, насколько я понимаю, прошло успешно. А затем он отказался оставаться в зале, и ни мои просьбы, ни угрозы, ни жалкие попытки приказать ему, не увенчались успехом.

– Все, что в моих силах сейчас, Мико, я выполнил. Сегодня здесь не место такой мелочи, как я, ведь по твоему зову прибывают восемь главных ветров нашего мира. Кстати, не открывай для них свое человеческое имя. Отныне ты – Аир, Смотритель воздушной стихии. После приветствия в человеческом обличье ты проведешь стихийное перевоплощение и примешь их силу, вот как со мной сейчас. И все.

– И все? – меня захлестывает паника. – Я не готов. Я не знаю, как держаться, что говорить. А вдруг я нарушу ритуал?

– Стань здесь в центре, – Бриз подводит меня к трону. – Соберись. Ты уже доказал, что готов стать Смотрителем. Дальше все пойдет само собой. Я потом вернусь.

И, наглец, исчезает, оставив меня одного. Ладно. Или сейчас все будет, как он сказал. Или меня разорвут в клочья, надеюсь, что быстро. На небе со всех сторон прорисовываются разноцветные спирали. Смотрю заворожено на игру синих, белых, сизых всполохов, чувствую, как отзывается во мне стихийная сила. И вот уже первый близкий порыв и на северном острие розы ветров, вычерченной на полу, замирает высоченный могучий старец с длинной белоснежной бородой. Вокруг него меркнет льдистое сияние и, сам не зная, как, я понимаю, передо мной – Северный Ветер. Он преклоняет колено и говорит зычно, под своды зала уносится эхо:

– Приветствую тебя, новоявленный Аир, и повинуюсь твоей силе!

– Приветствую тебя, Бориас, – отвечаю я, – и принимаю твою силу!

Следующим приземляется и воплощается Эвр, ветер с востока, в человеческом облике – загорелый азиат в пестрых красно-желтых одеждах, – и ритуал повторяется. Зефир, гость с запада, светловолосый, с нежными, почти девичьими чертами лица, но его светло-синие крылья исполнены мощью. Норт, южный ветер, похож на итальянца, знойный, смуглый, едва сдерживающий порывистые жесты. Остальные четверо, делящие промежуточные стороны света, ниже ростом и скромнее, сила их пульсирует слабее, но и они прекрасны!

Сам не знаю, откуда у меня всплывают их имена, но, похоже, пока я все делаю правильно. Когда же доходит дело до перевоплощения, я и вовсе забываю о том, что чего-то там опасался. Сейчас, как никогда раньше, я чувствую возбуждающий зов стихии изначальной, стремление слиться, раствориться в потоке, почувствовать, как наполняется душа стремительностью, скоростью. Я соскальзываю и чувствую, как один за другим за мной следуют ветра. Становлюсь больше, могущественнее, наполняюсь силой, которая льется свободно, не встречая препятствий. Так проходит упоительно долгое мгновение, а потом, как осенняя листва с плеч, с моей сущности слетают ветра, утратившие свое сияние. Теперь они – всего лишь слуги, покорные моему зову.

Они разлетятся по свету, чтобы до каждого мелкого ветерка добралась весть о новом Смотрителе. Понимаю, почему Бриз отказался оставаться. Рядом с такими исполинами его сущность ничтожно мала и слаба. Я возвращаюсь в человеческое тело и понимаю, как сильно изменился за время ритуала. Ушли страхи и сомнения. Я – в своей стихии и в своей власти, и это навсегда! Даже если не навсегда, сейчас это так! Я счастлив, если можно примитивным словом обозначить все, что творится сейчас со мной.

Небо над островом светлеет. Последняя змейка ветра уходит за горизонт. Что теперь? Где же Бриз?

– Я здесь, Аир! – Бриз опускается прямо передо мной и склоняется в почтительном поклоне.

– Ты… ты слышал меня? – уточняю на всякий случай, хотя уже знаю ответ.

– Да, Аир, теперь тебе подвластно вызывать любого из нас, а мы отныне слышим твой зов. Жду твоих приказаний!

И хотя он абсолютно серьезен, мне вовсе не хочется поддерживать торжественность момента.

– Приказываю, во-первых, встань. Во-вторых, называй меня Мико и, в-третьих, давай уже рассказывай дальше, какой следующий шаг к всемогуществу.

Внимательно смотрит на меня, потом губы расплываются в улыбке:

– Ты желаешь, чтобы я общался с тобой так же, как до инициации?

– Да.

– Хорошо, Мико, – отзывается он, но тут же вновь становится покорно-почтительным. – А теперь, когда сила и власть твои признаны стихийными духами и не подлежат сомнению, прими знак Смотрителя.

Он осторожно расстегивает на своей шее тонкую цепочку с амулетом и протягивает мне. Так вот оно что! Я давно уже приметил эту штучку, но все недосуг было спросить, с чего бы стихийному духу носить материальные украшения. Он и одежду-то с трудом выносил, только по моей просьбе наводя иллюзию просторного балахона.

Я протягиваю руку и принимаю амулет. У меня еще будет время рассмотреть его как следует, а сейчас чувствую, что происходит что-то очень важное, как будто навстречу мне распахивается дверь в огромное, наполненное звенящей пустотой пространство и глядят оттуда тысячи жадных глаз. Сейчас нет опасности, только близость кого-то непознаваемого, огромного, мощного. Но когда я надеваю цепочку на шею, ощущение затихает, и я вновь чувствую свою силу.

– Никогда не снимай его, Мико, – говорит Бриз.

Поднимаю глаза и вижу уже ставшую привычной картину – он светлеет и молодеет. Сейчас это совсем юнец, практически подросток, такой прозрачный, что сквозь него видно небо, и такой легкий, что мне становится весело. Бремя чужой силы снято и теперь, как я понимаю, он такой, каким и должен быть: милый, маленький, беззаботный ветерок.

Бриз внимательно вслушивается в себя и облегченно вздыхает. В этот момент за пределами башни с шумом и грохотом что-то обрушивается. Я подхожу к краю и вижу, как кольцо, окружавшее остров, исчезает. Сначала гаснет пламя, потом уходят под воду скалы и, наконец, успокаивается яростно бурлящая вода, разглаживается, как шелковая ткань под напором утюга.

– Что это? – привычно спрашиваю я. – Что это значит?

– Это значит, Мико, что остальные Смотрители приняли твое вступление в силу и сняли осаду с острова. Теперь ты можешь летать по свету и управлять своей стихией.

– Так я что, все это время был под присмотром?

– Они не имеют права следить за тем, что происходит на острове. Они всего лишь охраняли границы, пока не убедились, что новый Смотритель принял власть.

– А как они это поняли?

– У каждого из них есть такой знак. Они чувствуют тебя.

– Почему же я не чувствую их?

– Тебе, как и с ветрами, предстоит слияние со Смотрителями, раскрытие и обмен силой. И тогда ты получишь возможность общаться с ними так же, как сейчас ты призвал меня. Ты спрашивал, какой следующий шаг к всемогуществу? Последний: явиться на совет Смотрителей. И теперь, – в его голосе звучит неприкрытое торжество, – тебе открыли путь, чтобы ты мог полететь на эту встречу! Вперед!

Я взлетаю, подчиняясь ритму стихии, отправляюсь за пределы острова, и созвездия пока еще чужого, но уже покорного мне мира стремительно несутся мне навстречу. А за спиной затихает звонкий смех Бриза.

В любом новом деле наступает переломный момент, когда количество накопленных знаний и умений переходит в качество. И я, всегда считавший себя бестолковым учеником, не способным сосредоточиться, сейчас готов сам себе поставить высший балл. После того, как я принял из рук Бриза знак Смотрителя, все мелькает и меняется с такой скоростью, что я едва успеваю впитывать новизну.

До назначенной встречи есть еще время, и я облетаю мир, ослепленный его красотой и разнообразием. Это мир, куда не добрался прогресс, здесь нет заводов, выпускающих в атмосферу ядовитый дым; на бирюзовой глади океана не появляются пятна разлитой нефти; города не опутаны сетью проводов. Это мир величественных скал, увенчанных снежными шапками; реликтовых зеленых лесов; зеркальных озер и плавных рек.

И моя стихия, уже такая покорная моему зову и велению, кристально чиста. Я лечу, чтобы подхватить и направить прочь налитые ливнем грозные тучи, я сворачиваю непокорный ветер в тугой узел, я гашу бурю, и мир подо мной благодарно разворачивается многоцветным ковром. Все, что излишне, грозящее, опасно, я, как выразились бы компьютерщики в моем мире, архивирую и отправляю в сторону своего острова. Там, позади белой башни, есть место, откуда переизбыток стихийной силы утечет, не знаю, куда: в космос или в параллельный мир, главное, что здесь сохранится равновесие.

Самое неправильное, что встречается мне в мире, который я познаю с таким наслаждением – это люди. Ослепленный возможностью побывать среди них, первое, что я делаю, достигнув материка, перевоплощаюсь и иду в город. Взгляды и лица встречных прохожих не меняются при моем появлении просто потому, что меня никто не видит. Не видит, не слышит, не чувствует. Я – тот же воздух, которым повелеваю, иначе был бы слишком силен соблазн вмешаться в жизнь людей.

Например, остановить руку хозяина, который заносит кнут над исполосованной в кровь спиной слуги. Или сбить с пути крадущегося в богатый квартал вора. Или прекратить отвратительный аукцион, где пленников продают в рабство, подвергая их унизительному досмотру.

Но я всего лишь наблюдаю за всем со стороны. Только сейчас понимаю всю двусмысленность своего статуса. Смотритель – да, я всего лишь смотрю за ними, но не могу вмешаться. Отчаяние сменяется раздражением, потом гневом, потом усталостью. Я стараюсь утешиться, выискиваю другие картинки, чтобы поверить, что мир, который я спасаю от смерчей, небезнадежен. Вот босоногие ребятишки гонят к водопою стадо резвых козочек. Вот мать нежно целует младенца, завернутого в легкое покрывало. Вот загорелый до черноты мастер возводит немыслимой красоты храм.

Мир как мир, Мико, говорю я себе. Люди любят и ненавидят, совершают милосердные и подлые дела, губят и спасают. И так, перелетая из города в город, я привыкаю, что удел мой – растворяться в стихии, а не пребывать среди тех, кто живет ради пустых страстей или невинных радостей. Бриз прав: я не променяю свои новые способности на удел простого смертного. Поэтому, насытившись зрелищем чужой жизни, я возвращаюсь на остров. Туда, где я могу не испытывать раздвоения, а чувствовать себя цельным: и человеком, и стихией.

Но меня все равно тяготит одиночество. Мне хочется почувствовать рядом тех, кто понимает, каково это – жить в двух мирах. Безраздельно царствовать в одном и оставаться сторонним наблюдателем в другом. Тех, кто когда-то пережил тоже, что и я: страх перед неизвестностью, сложный выбор и, наконец, восторг слияния со стихией, вверенной ему. Поэтому, когда под моей ладонью наливается силой знак, я с готовностью спешу на встречу.

Я долго привыкал, что на панораме мира есть лишь один материк, со всех сторон окруженный океаном. Срединные земли материка находятся под властью Терры, смотрительницы земли. Одно побережье подчинено мне, другое – Акве. Игнису достались южные владения. А вот на далеком севере, там, где дыхание моих ветров наполнено вечным холодом, куда не рискуют забираться люди, находится храм Сомнии, предназначенный не для простых смертных, а для нас, Смотрителей.

Заповедное место. Холодные белые скалы, с которых стремительно, но беззвучно сбегают три ручья: молочный, серебристый и темно-синий. Храм белого мрамора с резными колоннами. Переливчатое сияние дример, облепивших скалы, ведь после визита к Смотрителям эти существа, похожие то ли на медуз, то ли на цветы возвращаются к источнику, породившему их. Возвращаются, чтобы наполниться новыми видениями и вновь воплотиться в мире людей. Именно здесь когда-то Бог-Творец и Сомния призвали к смирению изначальные стихии, вызвали первых Смотрителей и наделили их властью. Теперь же сюда собираются Смотрители для ритуала.

Я прибываю последним. Вокруг алтаря, высокого камня с начертанными символами, уже стоят три неподвижных фигуры. Я приземляюсь бесшумно и замираю, втягиваюсь в ритм, подчиняюсь общему обмену энергией.

– Приветствую тебя, Аир, – женщина справа от меня делает шаг вперед, слегка склоняя голову. У нее плавные, исполненные чувственной грации жесты, длинные золотисто-каштановые волосы струятся до самых колен, а глаза сверкают изумрудной зеленью. Это Терра, смотрительница земли.

Затем в обряд вступает мужчина слева. Игнис, смотритель огненной стихии. От него исходит тяжелая грозная волна и, хотя я знаю, что он для меня не опасен, невольно концентрируюсь на потоке его силы. В своем человеческом воплощении он – высокий, смуглый, с подвижными черными глазами и резкими чертами лица. От него так и пышет жаром.

Последней выступает женщина напротив. Акве, водная смотрительница. После Игниса ее приближение должно было быть успокаивающим, но от нее просто веет холодом. Она порывистая и переменчивая так, что я даже не могу толком определить, как она выглядит. Ее длинные волосы живут отдельной жизнью, то сплетаются в жгуты, то окутывают свою владелицу подвижным покрывалом. Замечаю только, что кожа у нее очень бледная.

С церемонией проблем не возникает – я всего лишь повторяю слова и жесты за остальными. После обмена приветственными речами наступает время оказать почести Сомнии. Каждый со своей стороны приближается к алтарю и, не снимая, кладет свой знак в углубление начертанных рун, благо цепочка достаточно длинная, а круг алтаря находится на уровне плеч, чтобы не пришлось изгибаться в нелепом поклоне.

Как только все знаки вложены, алтарь наливается зеленым, красным, синим и белым. Цвета смешиваются, как и наши стихии, центр круга вспыхивает ярко-серебристым, и столб этого света уносится ввысь, где в крыше храма оставлено отверстие. В тот же миг на небо восходят обе луны и, каждая со своей стороны, наполняют храм нежным сиянием.

– Стихии изначальные принимают нашу власть. Сомния принимает наш обновленный союз, – торжественно произносит Терра.

Интересно, почему она ведет обряд, успеваю подумать я, и тут же понимаю – должно быть, по праву старшей. Я уже перестал гадать, откуда приходит ко мне информация, но понимаю, что Акве, как и я живет здесь свою первую, человеческую жизнь, в то время как Игнис и Терра – древние, чье время уходит в головокружительную тьму прошлого. Терра тем временем речитативом произносит нечто, напоминающее молитву. Мы послушно повторяем. Я ведь еще не знаю этого языка, но смысл постигаю: хвала великому Творцу, создавшему мир, и его венценосной супруге; благодарность за оказанную честь и обещание следить за стихиями изначальными.

Венцом же церемонии (я предвкушаю это с легким трепетом) становится наш переход в стихийное состояние и раскрытие друг перед другом как доказательство того, что мы не замышляем дурного. Меня захлестывает холодной энергией воды, обжигает огненной струей, но тут же овевает целительной лиственной прохладой. Мы кружимся, смешиваясь и растворяясь, танцуя вечный танец торжества жизни.

И разлетаемся, не прощаясь. Собираем себя заново, отпускаем чужое, напоследок касаясь энергетическим потоком, и возвращаемся каждый в свою стихию. Если бы я и хотел узнать о других, то человеческие посиделки и болтовня не дали бы мне больше, чем я получаю сейчас, когда во мне, в каждой частичке моей души живет память и боль, время и торжество, все, что когда-то творилось со стихиями этого мира. Теперь мне все это доступно для постижения и принятия. И теперь у меня уйма времени, чтобы дать своей человеческой ипостаси собраться с мыслями.

Когда я улетаю, последний из всех, Храм Сомнии медленно растворяется в пространстве, скрываемый бледной завесой, и вот уже ничего не остается, только две струящихся лунных дороги на темной океанской глади.