Читать книгу И вот дракон вышел - - Страница 1

«Я твержу себе, что такие совпадения

происходят чаще, чем мы думаем,

что мы движемся друг за другом

по одним и тем же орбитам,

предначертанным нашим

происхождением и нашими надеждами».

Зебальд – «Кольца Сатурна»

«Итак не бойтесь их, ибо нет ничего

сокровенного, что не открылось бы, и тайного,

что не было бы узнано».

Евангелие от Матфея 10:26

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей съёмной квартиры на улицу и медленно направился к Патриаршим прудам. Целый день он просидел дома за просмотром американских фильмов, и вышел только, чтобы купить пачку сигарет. В наушниках играла песня одной известной рок–группы из 90–ых и, еле заметно покачивая головой в такт музыке, он напевал про себя выдуманные слова.

На Патриарших прудах было много веселых, одиноких, освещенных яркими витринами лиц, к которым молодой человек чувствовал нечто вроде брезгливости. Георгий, так его звали, обходил людей стороной, стараясь не встречаться с ними взглядом. Посмотрев на него, можно было даже подумать, что он известный человек и держится так от того, что боится быть узнанным.

Если бы он был откровенен со своим психотерапевтом, то тот (возможно, ошибочно) вынес бы диагноз – нарциссическое расстройство личности. Не то чтоб он был высокомерен или кичлив, совсем даже наоборот. С недавнего времени он стал больше закрываться в себе и проводить время в одиночестве. Воскресный поход к психотерапевту – одно из обязательных условий его холостой жизни. Ещё одним условием была учеба в лучшем вузе страны на кафедре, которой заведовал сослуживец отца. Но сам молодой человек не знал, чем он хочет заниматься в жизни. И хоть участь его отца была не так страшна, она его пугала.

С окончанием летней сессии жизнь перестала иметь четкий график – когда спать, когда есть, читать, с кем говорить и кому отчитываться – он был свободен и что делать с этой свободой было непонятно. Ему казалось, что от каждого его решения и слова судьба может невероятно измениться. От этого ощущения ему становилось страшно, и он решил ничего не делать. Тоже своего рода решение.

Гоша? – высветилось у него на экране телефона.

Недавно он повел себя некрасиво. Он поморщился от этого воспоминания и поставил телефон на «авиарежим». Над ним беспокойно зашелестели листья и с них упали капли недавно прошедшего дождя.

Георгий затянулся первой за день сигаретой, от чего он наконец–то позволил себе немного расслабиться и перестать тревожиться. Можно было возвращаться домой к своим брошенным мыслям. Мимо Георгия прошли поющие и танцующие кришнаиты, никто из прохожих не обращал на них особого внимания, настолько к ним все привыкли. За ними вприпрыжку бежала девочка с высунутым языком и разглядывала Георгия. Он улыбнулся ей в ответ, а она, застеснявшись, спряталась за своей матерью. Георгий проводил их взглядом, сел на скамейку и выключил музыку в наушниках – «Почему я не могу перестать думать о прошлом?».

Пока время идёт его можно чувствовать и измерять; когда оно прошло, это невозможно: его уже нет. Возможно, прошлое – это только воспоминание, которое мы носим с собой в своей коробке. Вы, наверное, скажите, что Георгий был эгоист. Но про себя вы как думаете?

– Гоша! Ты живой?

К нему подбежал его лучший друг Андрей с букетом белых гвоздик. Он учился с ним когда–то на одном курсе, но ушёл, посчитав, что университетское образование ему ни к чему. И вообще Фотография его больше привлекала, чем учеба в престижном вузе.

– Как видишь, – сказал Георгий и пожал ему руку, – Куда бежишь?

– Сегодня митинг будет у посольства …, вот я и подготовился, – сказал Андрей, показывая на цветы.

– А против чего митинг?

– Георгий Александрович, – пропел Андрей, – Ты в каком мире живёшь? Разве ты не слышал? Об этом все говорят.

– Да я как–то не интересовался.

– Там революция, власть прессует мирных демонстрантов. Кошмар! Это долгая история. Пойдём со мной и все узнаешь сам.

Андрей посмотрел на друга и уловил в нём какую–то перемену. И хотя они были лучшими друзьями, у них не было привычки говорить по душам. Словно это было чем–то противоестественным. Андрею иногда казалось, что их дружба односторонняя – что он с ним делится всеми своими переживаниями и мыслями, а свои Георгий оставляет при себе. Ему хотелось спросить, что случилось, но не стал. Он все равно не скажет.

– Если хочешь, можем выпить, – сказал Андрей, внимательно посмотрев на него.

– Хорошо, я плачу, – пробормотал Георгий и второй раз за день улыбнулся. Друг ударил его по плечу, и они пошли по направлению к посольству, находящемуся в соседнем переулке.

Неделю назад он сидел на той скамейке с угловатой девушкой. Её звали Ева. Их познакомил Андрей. Она была одета во всё черное, её глупая челка вопросительно торчала, она нервно поправляла её, но та всё же возвращалась на своё прежнее место. Чем она его заинтересовала? Она была честной с ним, но кроме того в ней было ещё что–то такое, от чего он не мог её забыть. Он запомнил до деталей тот вечер – её чёрные колготки, пухлые и соленые губы, тонкие запястья и большие глаза. Глаза грустного клоуна. Она сказала, что ей нравится его имя – Георгий, борющийся с драконом, мне кажется, что Вы – хороший человек. Почти Дон Кихот. Георгий думал о ней всю неделю и пытался свыкнуться с мыслью, что она не думает о нём так же много, как он о ней. И, кажется, что чем больше времени проходило с той встречи, тем сильнее ему казалось, что он упускает что–то важное.

Молчишь, и правильно, молчи.

Перед посольством стояло человек пятьдесят, они разговаривали между собой и вели себя вполне спокойно. Держали в руках либо цветы, либо плакаты. Их окружала нестройная цепочка полицейских, некоторые из них разговаривали и курили вместе с митингующими. Проезжающие мимо машины сигналили, а люди аплодировали им и свистели. Народ собрался довольно разнообразный – студенты, подростки и пенсионеры, интересующихся у молодых людей, что за митинг. И не дождавшись ответа, начинали рассказывать историю своей жизни. Георгий смотрел на них и думал о том, что, к сожалению, этот митинг ничего не поменяет. Все так же будет существовать несправедливость, злость и нетерпимость, гвоздики увянут, а люди уйдут домой с ощущением причастности к чему–то важному. Будут новые митинги, новые цветы и люди. И ничего не поменяется.

– Ты не видел Ташу? – сказал Андрей, оглядываясь по сторонам.

– Только не говори, что и она здесь, – сказал Георгий, выдохнув, и закатил глаза.

Таисия, Таис или просто Таша. Андрей был без ума от неё – она постоянно носила красный берет и красную помаду, была практически француженкой и жутким снобом. Она всех критиковала за плохой музыкальный вкус, мечтала о карьере дизайнера или кинодивы Анны Карины. В общем, она была красивой девушкой, хоть и немного странной. Георгий как–то переспал с ней по пьяни (о чём Андрей не знал, конечно). И Таша была сильно обижена на него за то, что он ей потом не писал, поэтому каждый раз при встрече она старалась его уколоть своим снобистским жалом.

– Ты всё ещё влюблён в неё? – равнодушно спросил Георгий, отыскивая в толпе красный берет.

– Нет, не влюблён, – рассмеялся Андрей, потирая шею, – Я просто хотел поговорить с ней.

– Ты добровольно готов слушать этот поток слов? Боже, кажется, я её вижу.

– Где? – Андрей широко улыбнулся и замахал гвоздиками: – Таша! Таша!

Таша закатила глаза и шепнула что–то на ухо своей подруге и протиснулась к друзьям.

– Что ты здесь забыл? – сказала Таша, осмотрев Георгия с ног до головы, – Совсем не изменился. Зажигалка есть?

– Конечно, – Андрей всучил цветы другу, перевесил свой рюкзак со спины на грудь и достал зажигалку: – Ты как? Давно тебя не видел.

– Я была в Италии на пленэре, – Таша затянулась сигаретой и натянула на себя воображаемый вуаль томной дамы, – Прекрасная страна. Особенно, Венеция. Я смотрела на церковь Санта–Мария–Делла–Салюте и думала о том, что оставила бы там свою душу. Если бы я выбирала свою смерть, то умерла бы в Венеции. Эстетический опыт, если вы понимаете, что это такое.

– Венеция! – сказал Андрей, оставаясь с рюкзаком на груди, и расплылся в улыбке, – Мечта!

– Да, – протянула Таша и свысока посмотрела на Георгия, – А ты что молчишь? Странно, что не язвишь. В депрессии что ли?

– Я так устал от твоей болтовни, что решил её просто не слушать, – сказал он и рассмеялся.

– Гоша, – Андрей наступил ему на ногу, – Мы скоро уже уйдем. Но… Я хотел сделать несколько кадров. Таша, если ты не против, я бы сфотографировал тебя.

– Только быстро.

– Вот, возьми гвоздики, – сказал Андрей девушке, потом умоляюще посмотрел на Георгия и забрал цветы, – Всего несколько кадров.

– Чао, – Таша подмигнула Георгию и ушла позировать в красном берете на фоне белых цветов. Хоть она на него и обижалась, видимо, хотела повторить ту ночь и надеялась, что Георгий поймёт этот намёк. Что ж, дураком он не был. Он просто ненавидел то, что ему доставалось без труда, в общем, что было легкодоступно.

Георгий наблюдал за разливающимся морем людей, которое становилось всё больше, и за своим счастливым другом, с любовью смотрящим на девушку. Видел бы он, какой он сейчас красивый, подумал Георгий. Влюбленные почему–то все красивые.

Таша заметила, что митингующие следят за ней, и надменно посмотрела на полицейских, чтобы лучше получился кадр. Выглядело всё это как–то постановочно и надуманно, а то, что «неслучайно», «специально» всегда насильственно. Так думают Поэты, а Андрей был похож на того, кто может так подумать.

Он крикнул Таис, чтобы она немного «пожила в кадре». И время разбилось на осколки – все события произошли за несколько секунд: она наступила на ногу рядом стоящего деда, тот сильно толкнул её в плечо, она закричала – «Воры и тираны» – и кинула букет в полицейских, толпа, приняв этот знак за призыв к действию, подняла своё вянущее оружие и стала кидаться им в полицейских, Андрей тем временем нажимал на спусковую кнопку затвора. Георгий не успел ничего осознать, как море подхватило и понесло его прямо к полицейским в касках. В следующую секунду он увидел, как к голове Андрея подлетает черная дубинка. Он хотел позвать его, но онемел от волнения. Он услышал, как что–то разбилось – и это был его телефон. Вслед за телефоном упал и он сам. Надеюсь, Андрей успел это сфотографировать, подумал он и от чего–то ему захотелось смеяться. Слишком нереальным ему это показалось. В его голове мелькнула мысль, что это кино, а он сидит в зале на мягком кресле и наблюдает за происходящим. Потом он почувствовал сильную боль, которая волной прошлась по его спине, следом ему заломили руки, подняли с асфальта и отвели к ПАЗику, который, словно лев, поглощал кровоточащих животных. А Георгий смеялся, сам не зная от чего.