Читать книгу И вот дракон вышел - - Страница 17

Пятый раз за день Ева ехала по синей ветке метро, в руках у неё лежал раскрытый ежедневник, а на бумаге блестело слово «Нелюбовь». Ева смотрела на него, обводила ручкой каждую букву, от чего рябило в глазах. Почему в этом несуществующем слове, родившимся в трясущимся вагоне, было больше силы, чем в настоящем чувстве?

Напротив неё сидели пассажиры метро, они качались в такт вагона и смотрели в разные стороны, боясь поймать случайный взгляд друг друга. Литературой привитая любовь к маленькому человеку приучила Еву смотреть на людей, как на персонажей. Она мысленно отстранялась от них и в то же время к ним проникалась. Отчего–то ей больше всего нравилось наблюдать за стариками. Напротив неё сидел дедушка с клюшкой и пластиковым пакетом с фотографией Гавайев. На нем была огромная фетровая шляпа, которая при движении задевала причёску рядом сидящей женщины. Каждый раз она недовольно поправляла свою прическу, подглядывая в чужой блокнот рядом сидящего мужчины.

Ева посмотрела на этого мужчину и поймала его взгляд на себе. Ей стало неловко, словно на неё направили камеру с увеличивающей линзой, и она сама оказалась на месте наблюдаемой. Тут же движения её стали искусственными. Еве пришлось встать с места и выйти из кадра на станции Арбатская.

Всё, вроде бы, было хорошо. Но тревога так и не ушла из её жизни. Оставшись одна в тишине, она снова уходила головой в свои страхи и хотелось бежать куда–нибудь от самой себя.

Она подозревала, что это могла быть депрессия. Но ей не нравилось это слово. То ли она его недостойна, то ли оно преувеличивало её состояние. Больше всего ей нравилось слово – Тоска. Вот оно точнее всего описывало её русскую грусть по Настоящему.

Странно, но в этом она была не одинока. Все больше и больше попадались на пути ровесники, которые страдали от похожего гнетущего чувства. Боязнь траты времени, страх перед будущим, апатия, панические атаки. Болезнь века? Другие сказали бы, что людям искусства нечем заняться, вот и впадают во всякие расстройства. Да, возможно, люди, которые смотрят на мир под микроскопом, острее воспринимают изменения в его устройстве. Но депрессия, как психоневрологический вирус, ворует всё больше и больше душ.

А что, если эти чувства не врут? И эти люди, правда, предчувствуют что–то страшное? Говорят же, что в прошлом веке главной болезнью был невроз. Может такое быть, что двадцатый век стал его следствием? Что же будет итогом нашей болезни?

Ева вспомнила лекции по зарубежной литературе и философии в институте. Такого не случалось, чтобы какая–либо эпоха возникала сама по себе. Всегда причина и следствие. Просвещение предрекло французскую революцию, а разочарование в ней родило романтизм. История наших предков определила и нашу судьбу? Наши родители с их характером и воспитанием отталкивались от своих родителей и так до бесконечности. Хотя бы поэтому хочется копаться в истории своей семьи, чтобы разобраться откуда появился ты сам.

Она подумала о Георгии и его противостоянии с прошлым. И вспомнила про своё первое впечатление о нём – Дон Кихот борющийся с ветряными мельницами. А ведь, правда, он всё больше на него стал походить, а она на воображаемую Дульсинею. Чем дольше она думала об этом, тем больше она находила параллели между живым человеком и персонажем. Как же мешало ей филологическое образование!

Пока эти мысли крутились у неё в голове, она уже успела дойти до дома режиссера, подняться на этаж и нажать на звонок. Оставив на последней мысли закладку, она вернулась в реальность.

Марк Эмильевич выглядел красивее, чем обычно. Длинные бежевые джинсы, свободная белая рубашка и красная кепка без козырька на голове. К тому же от него пахло духами и вином. Он как–то странно посмотрел на неё и приблизился к её лицу. Ева тотчас зажалась и отпрянула. Из кухни доносились музыка и чей–то незнакомый голос.

– Марк? Всё в порядке?

– Проходи, мы как раз начали обсуждать будущий проект, – Марк приобнял её и крикнул: – Эдик, выходи знакомиться.

Вышел щуплый мужчина низкого роста – он был чем–то похож на актера французской Новой волны. Он застенчиво махнул им и вернулся на кухню.

– Эдик, мой друг и оператор нашей картины, – сказал Марк Эмильевич и достал из шкафчика чистый бокал, – Он был на премьере и ему понравилось. Предлагает снять фильм по этому материалу. Естественно, многое придётся поменять, но мы думаем в одном направлении. Что уже хорошо.

– Здравствуйте, Эдуард, – Ева протянула руку и назвала своё имя.

– Может сразу на ты перейдём, – сказал Эдуард, разглядывая Еву, – Так вы сценарист?

– Она не только сценарист, но и моя верная правая рука, – Марк подлил вино Еве и незаметно для друга положил руку на её коленку, – Иногда мне кажется, что она читает мои мысли. Настоящий клад, в общем.

– Спасибо, Марк Эмильевич, – Ева отодвинула его руку и выпила.

– В общем, история у нас остаётся прежняя – Бодхисаттва и Гамлет. Мне нравится предложение Эдика на счет место действия – это должна быть старая Россия, какая–нибудь глубинка. С дореволюционным кладбищем, настроение должно быть почти фаустовское, понимаешь, о чем я?

– Да, интересно, – Ева достала записную книжку и под написанным словом в метро написала: Сиддхартха и Яшодхара, Гамлет и Офелия, Фауст и Гретхен.

– Но всё это должно быть мягче, не навязанной ассоциацией, – Марк всегда чесал лоб, обхватив всю голову, когда думал, и махал руками, когда входил в возбуждение, – Я не хочу, чтобы была какая–нибудь поганая moralité, нужно больше провоцировать зрителя на какие–нибудь неприятные для него эмоции и оставить финал открытым.

– И кого вы видите в этой роли? Нашего актёра со спектакля? – спросила Ева, – Мне кажется, что в нем должно быть что–то клоунское, может, мим. Молодой Адасинский, Жан–Луи Барро или Джеймс Тьерри.

– Мне нравится эта идея. Тьерри ближе. Да, он должен быть каким–то поломанным, голым нервом.

– Покалеченным. Он должен быть покалеченным, почему–то в это так легко влюбиться.

– И откуда она такая? – воскликнул Эдик и посмотрел на режиссера: – Почему ты раньше её не показывал? Она дело говорит!

– А я что говорю, – довольный Марк осушил бокал и налил себе ещё: – Я уверен, что у нас всё получится. И сотворим мы настоящее чудо, обещаю.

– Мы уже выпили бутылку, – произнес Эдик и заговорщически подмигнул Марку: – Я сбегаю за новой, а вы дождитесь и без меня не целуйтесь.

Остались одни. Марк Эмильевич, режиссер и гуляка, многозначительно молчал. На улице какой–то разнорабочий запел грустную песню на своём языке, слышались его шаркающие в такт ноги и поднимающийся ветер. Марк подошёл к окну и зааплодировал ему. В ответ на это певец крикнул – «Спасибо, братан»

– Уже вовсю пахнет осенью, – сказал Марк Эмильевич, – А я ещё арбуза ни разу не поел.

– С меня арбуз! – засмеялась Ева, – Марк, спасибо за работу Я так давно об этом мечтала.

– Ты рада?

– Когда артисты вышли на сцену и я увидела, как зрители на них смотрят, у меня перехватило дыхание – я не могла поверить, что всё происходит на самом деле.

– И это только начало. Ещё продакшн, поиск локаций, сценарий, – сказал Марк, подсаживаясь к Еве, – Ты как?

– Тревожно как–то, – сказала Ева.

– Из–за съёмок? Всё будет нормально, ты быстро научишься.

– Нет, не совсем, – Ева поправила челку и посмотрела в окно, – Кажется, что за мной в метро следил мужчина. Может, это и глупость, какая–то.

– Почему за тобой должны следить?

– Не знаю. Надеюсь, я не схожу с ума, – рассмеялась Ева, – Последние дни были такими тяжелыми и у меня просто заканчиваются силы.

– Можно обнять тебя?

Как только Марк обнял её, она плавно отодвинулась и подумала о том, скоро ли придёт оператор с новой бутылкой.

– Ты, что, боишься мужчин, Ева? – Марк снова включился в роль режиссера, встал с места и протянул ей руку: – Что с тобой? Мы же не чужие люди. Ну же.

Режиссер снова обнял её и полез целовать уши и шею:

– Я скучал.

– Нет, пожалуйста, – Ева встала и отошла от него, – Не начинай.

– Почему нет?

– Я влюблена в другого, Марк.

– Мне в это слабо верится, – Режиссер вернулся в своё кресло и пренебрежительно показал на Еву: – Докажи мне, что влюблена.

– Как я могу это доказать? Глупость какая–то, Марк.

– Почему же? Если ты меня убедишь, что это всё по–настоящему, я от тебя отстану. Обещаю, – сказал Марк без доли иронии в голосе.

Ева вернулась на место и громко выдохнула:

– Я не знаю с чего начать.

– Представь, что мы разбираем пьесу. Говори о них отстранено, как будто о персонажах.

– Что ж, – Ева посмотрела в стену, собираясь с мыслями, – Они встретились не вовремя, понимаешь? Героиня была слишком занята своими маленькими проблемами, у неё не хватило сил и мудрости понять, что происходило тогда с Героем. Он говорил обидные, как ей казалось, слова. Но он не хотел обидеть. Возможно, герой впервые за долгое время кому–то открылся. Но сочувствовать ему было так больно, что она предпочла закрыться в себе. Так было проще.

– И что было дальше?

– Потом была жизнь, – сказала Ева, – Она вернулась на прежнее место, как будто встречи и не было. Но она постоянно думала о нем. И надеялась, что он хотя бы иногда вспоминает и её. А потом они снова встретились. И это уже не казалось случайностью – их вторая встреча. Почему–то ей всё время хотелось его спасти. Как будто над ним висел страшный рок…

– Так во что же она влюбилась тогда?

– Я не знаю, Марк. Я что–то чувствовала. Не могу объяснить, – Ева закрыла лицо руками, стараясь сдержать слезы.

– Ну что за мотив – «что–то»? Ева! Может, ты просто была голодна? Это чувство спасателя твоё вечное. Это же не любовь, ты же понимаешь? – с доброй усмешкой сказал он, сев возле её ног, – Ты красивая, ты знала?

– Марк, отпусти меня пожалуйста, – сказала Ева, продолжая держать руки у лица.

– Милая моя, запуталась, – сказал Марк, – Хорошо, что ты мне рассказала о своих переживаниях. Я тебя понимаю. Но также вижу, что этот парень просто играет с тобой, пытается показаться не таким как все, странным и необычным. Парень первый раз откровенничал… А моя душа всегда нараспашку, когда мы разговариваем. Скажешь неправда?

– Марк, ты столько раз меня обманывал.

– Но ты же знала, что я боялся тебя ранить, поэтому и врал. Между нами всё по–настоящему, мы знаем друг друга, как никто другой, – Марк гладил по её коленям, пытаясь заглянуть в глаза, – Я развёлся с женой. Ты ведь не знала? Это всё закончилось. Мы будем делать теперь всё что хотим!

– Почему я?

– Милая, милая, – стал успокаивать её Марк Эмильевич: – Это судьба. Мы же с тобой одной крови, Ева. Я, когда увидел тебя, сразу это понял.

Режиссер отнял её руки от лица, которое теперь не выражало ничего кроме покорности и безразличия. Пока он целовал её, она думала о Калязине, о горячих блинах и красных рыбках на дне Волги. Ветер раскачивал открытое окно и с каждым новым поцелуем всё громче дребезжало стекло в раме. Ева ясно поняла, что не поедет в этот город. А красивая была мечта.

Потом Марк взял её на руки и перенёс на диван, напротив которого висело потёртое зеркало. Она увидела своё отражение, и оно не вызвало в ней ни жалости, ни презрения. Это была Ева с другой стороны. Приятно познакомиться.