Читать книгу И вот дракон вышел - - Страница 7

7

Оглавление

Дед Валерьян умирал долго и мучительно. Все в доме старались облегчить его уход, но он так громко ругался матом, когда ему становилось хуже, что казалось, что они ничем ему не помогают. Бедной студентке доставалось больше остальных – она убирала его испражнения, меняла пеленки, умывала его, делала капельницы и уколы, а в свободное время бегала на практику в местную больницу.

Когда подходил очередной день к концу, они садились обессиленные за стол и в тишине пили чай с молоком и сухариками. Говорят, что трудные времена сплачают людей. Так и тогда, когда они сидели за столом плечом к плечу, наблюдая за тем, как испаряется горячий чай, они чувствовали себя лучше.

Никто не жаловался. Все с ужасом и надеждой ждали, когда это закончится.

Естественно, ни о какой рыбалке и речи быть не могло. Георгий не успевал осознавать, устал он от такой жизни или нет. В одну из ночей ему приснились родители, они сидели на каком–то торжестве. Мать в длинном вечером платье громко смеялась и не обращала на него внимания. Отец во главе стола миловался с девушкой, которая ёрзала на его коленях. Георгий заметил, что руки отца были в крови. Какие–то далекие родственники, прадедушки и прабабушки в дореволюционных костюмах беззвучно разговаривали между собой. Он встал со стола и позвал мать, но она не откликнулась. Он позвал отца, а тот, усмехнулся и продолжил миловаться с девушкой. Зажегся красный свет, изуродовав лица гостей, Георгий испугался и закричал, что он отрекается от своего отца. Все замолчали и уставились на него.


– Когда последний раз ты виделся с родителями? – спросила Ксения Владимировна, разламывая сушку руками, и проговорила про себя: – Зубы уже не те.

– Не помню, весной или зимой где–то. Я за вещами заезжал.

– Твой отец звонил, волнуется. Спрашивал, как ты и пьёшь ли таблетки, которые тебе прописали. Ты положи их сюда, на стол, чтобы не забыть.

– А про деда он не спрашивал?

– Я ему всё рассказала, а он сказал – что у него командировка срочная, и приехать не сможет, – Ксения Владимировна пристально посмотрела на лицо Георгия, – У тебя мешки под глазами. Я слышала, ты по ночам ходишь по дому, не спишь. В телефоне, наверное, сидишь.

– Не спится. А как там мама?

– Хорошо всё у неё. Ты устал?

В комнату зашла Лада и упала на диван рядом с Георгием, – Ну что? Как там?

– Уснул, – ответила Лада и положила голову на стол, – Сегодня ему лучше, не кричал.

– Да, загонял он вас молодых. Он всегда капризным был, – протянула Ксения Владимировна и удивленно подняла голову, словно ей пришла хорошая идея: – Сейчас только восемь вечера, может на танцы сходите? Отвлечётесь.


Лада тут же оживилась, посмотрела на Георгия и умоляюще сложила руки вместе.


– А если ему станет хуже? – спросил он.

– Не волнуйтесь, он сегодня больше буянить не будет. Я, если что, позвоню вам, – Георгий хотел возразить, но она махнула рукой: – Даже слушать не хочу. Иди, познакомишься с местными. А то взаперти сидите.

– Я никуда не пойду, – сказал Георгий, посмотрев на Ладу, которая уже подкрашивала себе блеском губы, – Лучше прогуляюсь вдоль Волги.

– Тебе не наскучило? – спросила Лада, причмокнув губами, и засмеялась: – Ну, ты и зануда.

– Ты, я смотрю, голос обрела. Не боишься меня больше?

– Злюка, – Лада обиженно надула нижнюю губу.

– Не ссорьтесь, дети, идите отдыхайте, каждый по–своему, – сказала Ксения Владимировна и шлёпнула полотенцем Георгия по плечу: – А ты не обижай девочку. Всё, идите.

– Что ты выгоняешь? Устала от нас уже? – спросил Георгия, наблюдая за её суетой.

– Ещё как. Мне тоже отдохнуть нужно, и деду твоему, – Ксения Владимировна поцеловала их в макушки, включила федеральный канал на телевизоре, по которому шла пропагандистская передача. Ведущий, широко расставив ноги, смотрел в объектив, сзади него была огромная фотография с толпой, разукрашенной в российский флаг: «Иностранные агенты подстрекают наш народ на беспорядки, но мы не поведемся на их провокации. Мы же не хотим вернуться в 90–ые?». Ксения Владимировна покачала головой, прислонив руку к щеке, и прибавила звук.


Когда они вышли на крыльцо, было ещё непривычно светло, несмотря на время на часах. Лада достала из помятого пластикового пакета каблуки, переобулась и впервые взглянула Георгию прямо в глаза, став ему вровень. Криво накрашенные губы смущенно улыбались ему.


– Проведешь меня до клуба?


Георгий подал ей свою руку, помог спуститься по лесенке, пока она непривычно ставила длинные ноги на землю. Они медленно шли по улице, и жители с интересом наблюдали за ними. Лада, замечая знакомые лица, кивала головой, словно боярыня.

– Не зазнавайся, – сказал Георгий и отпустил руку.

– Больно надо. Видели мы таких москвичей, – Лада по–детски показала ему язык и, шатаясь, продолжила свой путь.

– Как же ты танцевать на них будешь? – он снова взял её под руку.

– Приходи и увидишь. Ты ведь не хочешь весь вечер возле Волги провести? Комары закусают.

– Надоели мне эти танцы. Всё одно и то же.

– И почему ты всё время про рыбалку говоришь? Что мужчины в этом находят вообще? Скукота же смертная.

– Какой же ты ребёнок, – рассмеялся Георгий, не обращая внимания на то, что она говорила.

– А сам–то больно взрослый.

– У тебя есть жених? Или любовник?

– Ты, – протянула Лада и ударила его слегка пакетом по плечу, – Ты…

– Я? – он иронично показал на себя, – А меня предупредить?

– Нет, – громко засмеялась она, – Я не то… Ну ты и дурак, Гоша! Дурачина! Таких сыскать нужно.

– Лада, скажи, ты боишься смерти? Как часто ты о ней думаешь?

– Не смешно, – сказала Лада, стараясь не улыбаться, – Ты же несерьезно спрашиваешь?

– Конечно, несерьезно.

– Гоша, – Лада с озабоченным гримасой посмотрела на него, став ещё милее, – Ты из–за дедушки переживаешь? С ним всё будет впорядке, ему уже лучше. И на рыбалку вы вместе успеете сходить.

– А ты много мертвых видела? У вас же проходили практики в морге. Наверное, человеческое тело изучила уже досконально, все его мускулы, морщинки, прыщики и мозоли знаешь. А если меня мертвым однажды найдешь? Я иногда представляю себя в гробу и, знаешь, это такое странное ощущение. Родители, друзья может поплачут. А земля сверху придавит, и темнота наступит.

– Вот ты дурак, – закричала громко Лада, – Ты совсем больной!

– Но не бессмертный же.

– И слушать не хочу! Лучше бы ты молчал. Мы уже пришли, вот он клуб, – показала она пакетом в сторону.


Возле входа обветшалого здания ДК, из которого доносилась громкая популярная музыка, стояла большая компания местной молодёжи. Девушки пританцовывали на месте на таких же высоких каблуках, что и Лада, пили из банок энергетический напиток и смеялись. Одна из них заметила её и громко закричала:

– Кто это к нам пришёл! Ладка! Неужели!

– А это кто? – крикнула другая, – Это её хахаль московский, что ли?

– Эй, а ты любишь российский автопром? Испробовал его уже? – крикнул ему парень с сальной челкой.

– Ладно, я пойду, – сказал Георгий, отпустив её руку, – Мне тут нечего делать.

– Ну, хоть загляни на одну песню, – умоляюще сказала она, – Мои друзья давно хотят с тобой познакомиться. Ты им уже нравишься.

– Иди, я тебе только мешать буду, – он подмигнул ей, развернулся и быстрым шагом ушёл с места.

– Смотри, не замёрзни, – крикнула ему Лада вслед и проводила взглядом, пока он не завернул за угол. Потом присоединилась к подругам и сказала, подняв плечи: – Москвичи ненормальные.


Еще не встречалось места спокойнее на свете, чем деревенское кладбище. Это умиротворение может даже вас напугать. Тишина, сосны, запах леса и кресты. Но только не тревожьтесь мысли, что хотели бы здесь быть похороненными. Вам, по сути, будет уже без разницы.

В основном памятники здесь ухоженные, что неудивительно – весь Калязин присматривает за своими родственниками, друзьями или просто понравившимися могилами. На некоторых детских могилах, которым больше тридцати или сорока лет, всегда лежат свежие конфеты и печенья. Будьте готовы, что наткнетесь на пробегающего мимо школьника. Некоторые шайки любят бегать по кладбищу и собирать сладости.

Пока Георгий ехал в маршрутке, неожиданно вспомнил свой сон из детства, который, как ему тогда казалось, произошёл с ним на самом деле. В общем, он был на могиле бабушки и положил ей упаковку зефира, тут же подошла девушка, чем–то отдалённо похожая на неё, и забрала их себе. Долгое время он думал, что это было наяву, пока не понял, что никогда на могиле бабушки не был.

До кладбища он добрался на маршрутке, путь которой лежал от Первого роддома до Кладбища. Георгий громко хлопнул жёлтой дверью машины, от чего водитель громко обозвал его, развернулся и уехал. Видимо, обратно придётся пешком.

– Эй, парень, ты куда? – остановил его охранник, – Кладбище закрыто, утром приходи.

– Да я так, быстро, прогуляться.

– Иди гуляй в другом месте, – охранник насмешливо осмотрел Георгия, держась за ворота, – Не местный что ли? Из Москвы?

– Из Москвы, – подтвердил Георгий. При этих словах охранник подобрел и протянул ему руку. Он всё понял и дал ему тысячу рублей. Улыбающийся охранник загремел ключами и отворил замок: – Только быстро гуляй. И не шали.

– А вы можете мне помочь? Я ищу одну могилу, – сказал Георгий, заметив тьму, распластавшуюся перед ним.

– Я тебе ищейка что ли? – сказал охранник, почесав свой бок, – Через час будь у ворот или ночевать тебе на могиле.


Георгий зашёл в темноту и уже пожалел о своём решении. Ещё не поздно было вернуться назад к Ладе, он хотел оглянуться назад, но, вспомнив историю про Орфея, которая теперь показалась ему ужастиком, решил не оборачиваться. У него было немного времени на поиски могилы пока окончательно не стемнело.

Он в самом деле ощущал себя Орфеем. Словно он учавствовал в чьём–то фильме, правда, был не уверен в каком жанре он снимается.

По дороге его встречали молчаливые и черно–белые вечные жители. Он молча обращался к ним, спрашивая о той, кого искал, но они не отвечали ему. Сосны скрипели и качались над головой, кричали вороны, от чего Орфею становилось не по себе. Сейчас бы ему пригодился Фенозепам.

Неожиданная удача. Он сразу понял, что нашёл верную тропу, когда начались памятники мужчин в полный рост под два метра. Между ними спрятался аккуратный гранит с гравировкой лица красивой девушки и её имени – Лисицина Арина Николаевна. Видно было, что недавно кто–то прибирался на могиле: в подрезанной пластиковой бутылке стояли свежие цветы, гранит мокрый, а рядом с ограждением лежали ветки, которыми подметали сухие листья и иголки. Каменная красота девушки поразила Георгия. Её озорные лисьи глазки смотрели на него и смеялись. Отец, наверное, называл её Лисой.

Эвридика!

Он сел на скамью и попытался придумать разговор с ней. И на ум ничего не приходило. Возможно, стоило извиниться перед ней? За то, что живой, а она нет? Она, наверное, должна была ненавидеть зарождающуюся жизнь в его маме. Георгий чувствовал себя неловко и виновато перед её гранитным взглядом, словно он лишний и бравирует своей жизнью перед ней. «Я глупо поступил, что пришёл сюда, это ничего не исправит. Не воскрешу же я её», – подумал он.

Вдруг кто–то громко закричал, Георгий поднял голову и почувствовал, как сердцебиение участилось и сжались рёбра. Снова крикнули, а следом другой голос загоготал. Странно на кладбище слышать такие звуки. Постепенно голоса приближались, а вместе с ними и музыка.

У них в руках был фонарик и колонка, и они совсем не стеснялись своего присутствия в царстве мертвых. Один из них, заметив фигуру Георгия, что–то сказал остальным, и они подбежали к нему. Георгий остолбенел – бежать было глупо, они всё равно догнали бы его.

Приблизившись, ватага из черных призраков превратилась в обычную шайку подростков. Их было четверо – все они были стрижены под ноль пять, одеты в спортивные костюмы, а на майках рисовался потертый черно–жёлто–белый флаг. Старшему из них было от силы семнадцать лет, младшему, может, было тринадцать или четырнадцать. Они ослепили Георгия светом от фонарика, от чего тот нелепо зажмурился, и они загоготали.


– Что ты здесь забыл? – серьезно спросил Старший, осматривая его одежду, – Наркоман? Задвигаешь?

– Да, он точно торчок, такой дрыщавый, – быстро проговорил Младший, самый проворный, – Смотри, как его размазало.

– Спокойно, пацаны, я не употребляю, – сказал Георгий, широко распластав руки, – Я на могилу пришёл помянуть. Я неместный.

– Да, знаем мы вас таких, – протараторил Младший, – Ты не один такой, умный, сюда ходишь. Мы таких, как ты, ловим и выбиваем из них всю дурь. Мы за ЗОЖ.

– Подожди, – сказал Старший, остановив рукой Младшего, и снова серьезно посмотрел на Георгия, – Почему днём сюда не пришёл? Можно же было днём помянуть. А ты не похож на того, кто с дороги, значит, специально ночью пришёл.

– Пацаны, – повторил Георгий, пытаясь правильно подобрать слова, – У меня дед больной дома лежит, я ему помогаю. Давно хотел на кладбище сходить, но времени не было. Ксения Владимировна, вы же знаете её наверняка, отпустила меня на вечер погулять. Вот я и пришёл на могилу.

– А чья это могила? – спросил самый длинный и прыщавый из них, убавив музыку.

– Не знаю, – Младший, прищурившись, не сводил взгляда от Георгия, – Как–то не вяжется у меня эта история. Он вас облапошить хочет. Что мы нюни развозим?

– Я знаю чья, – сказал Старший, – дочки Коли Лисицына.

– Она же от передоза умерла, – вяло проговорил Длинный и громко усмехнулся, – Вот он и пришёл к ней торчать.

Старший взял его за руку, чтобы проверить их чистоту, но, заметив на них дорогие часы, причмокнул языком и посмотрел его ботинки. Потом его лицо на мгновение озарилось, и он сказал:

– Ты внук Феофанова?

Георгий кивнул.

– Сын того Тверского мэра недоделанного?


Он подумал и снова кивнул, зная, что это может обернуться против него. Шайка понимающе посмотрела друг на друга и зло засмеялась. Младший подошёл к нему вплотную и плюнул ему в лицо. Георгию прилила кровь к голове, и он зажал кулаки, стараясь сдержать свою агрессию. Драться ему точно было не выгодно.


– Помойный принц, сын короля Тверских свалок, – сказал Длинный, закатывая рукава, – Такого точно бить надо, даже если он не торчок. Мой папаня сильно от него пострадал, кинул его на деньги в своё время.

– Да, твой папка много здесь делов наворотил. Как ты только решился в нашу деревню приехать, – сказал Младший и ткнул локтем в живот самого молчаливого.

– Стойте, – сказал Старший и отвел ребят в сторонку, поручив Младшему охранять Георгия. Пока они о чем–то шептались и озирались в их сторону, Младший скакал вокруг Георгия и приговаривал: Тебе некуда бежать.

– А нам ничего за это не будет? – переговаривалась между собой шайка, – Его батя нас потом в тюрьму не загребёт? Меня мамка убьёт, если меня посадят. Ну ты и сыкло, Вася. Твой батя так настрадался от этого урода, тебе ещё и спасибо скажут.


Старший вышел из круга, шагнул к Георгию, уже прикрывая своё лицо, и, грубо схватив его за запястье, сказал:

– Выворачивай карманы. Гони деньги.


Георгий послушно вывернул карман и из него вывалилась проклятая упаковка с Фенозепамом. Черт. Все на мгновение застыли. У ватаги расширились глаза, они только раскрыли рты, чтобы что–то выкрикнуть, но не успели они это сделать, как Георгий оттолкнул Старшего, ударил его со всего размаха и побежал.

Ему казалось, что он никогда в жизни так быстро не бегал. Просто ему не пригождались быстрые ноги до этого момента. Он видел впереди заветные ворота и охранника, поджидающего его. Хотел крикнуть ему, но шайка, состоявшая из одних спортсменов, быстро догнала его, и самый Молчаливый, поравнявшись, сбил его с ног. Георгий больно споткнулся и полетел вниз. Шайка тут же схватила его за руки и за ноги, не давая ему двинуться. Старший с подбитым носом встал над его лицом и произнёс: Зря ты это сделал, пацан.

Георгий попытался брыкаться, но они намертво его держали. Он закрыл глаза и беззвучно засмеялся из–за мысли, как глупо он, наверное, сейчас выглядит и как Ксения Владимировна будет недовольна из–за синяков. Сжавшись, он приготовился к удару. Старший размахнулся и ударил его по лицу в ответ за свой разбитый нос, остальные подключились и стали пинать по животу и ногам.


– А, ну, марш отсюда, – закричал чей–то низкий голос, – Я вам сейчас такую взбучку устрою. Год на жопе ровно сидеть не сможете.

Георгий услышал, как они убежали, и чья–то крепкая мозолистая рука подняла его с земли. Голову и ноги жгло от сильной боли.

– Гоша, нельзя тебя надолго оставить. Можешь идти? Обязательно в какую–то историю ввяжешься. Уж лучше бы на рыбалку ночью выходил.

– Никитич, – сказал Георгий, хромая, и обнажил окровавленные зубы, – Я твой должник.

– Да куда уж там, – сказал Коля, поддерживая Георгия за подмышку, – Ксения Владимировна нас потом пуще исколотит. Почему тебе дома не сидится? А? Но, я смотрю, тебе не сильно досталось. Только не улыбайся, пожалуйста.

– Я рад, что ты вернулся, – сказал Георгий и махнул свободной рукой охраннику, который равнодушно смотрел на них, открывая ворота, – Добрейшего вечерочка!

– Москвичи, – пробурчал про себя охранник, провожая их взглядом.


В доме непривычно горел свет, Георгий заметил одним глазом неизвестную фигуру за окном, что показалось ему нехорошим знаком. Ксения Владимировна встретила их с озабоченным лицом, от чего у подбитых героев захватило и так стесненное дыхание, завязав его в клубок. Не может быть, подумал Георгий. Она недовольно поджала губы и пригрозила пальцем Коле, но сделала это как–то мягко. Значит, ничего страшного не произошло, резюмировал Гоша. Мгновенно к его носу прилетела мокрая ватка с перекисью, от чего бедолаге сильно захотелось чихнуть, но сдержался, чтобы не усилить свою ноющую боль.


– Я запрещу вам встречаться, – прошептала она Кольке Никитичу с Георгием, – Вы об черта споткнулись?

– Он меня спас, – Георгий прислонился к стене, придерживая ватку возле переносицы, – А почему ты шепчешься? Там кто–то есть?

– У нас гости, – сказала Ксения Владимировна и, исподлобья посмотрев на Кольку, подошла к нему и стряхнула с него грязь: – Снимешь, я тебе застираю, герой. Так ты спас его сегодня? Давай рубашку, проходите в комнату, я вас сейчас познакомлю.


На крае стула, сложив руки на коленях, сидела старая бабушка, которая казалась старее всех вместе взятых в комнате. У неё были черные изогнутые глаза, тонкий нос и совсем маленькие и аккуратные ступни. Она нервно разминала свои длинные пальцы и рассматривала комнату. Когда в комнату вошли, она надела очки и попыталась разглядеть лица. Ксения Владимировна подошла к ней и погладила её по плечу:

– Я вам рассказывала про них. Это Николай Лисицин.

– Помню, помню, – тихо сказала она и кивнула ему головой, – Который ухаживал за Валерьяном.

– А этот молодой человек Георгий – внук Валерьяна, – Ксения Владимировна показала на кровоточащего Георгия и неодобрительно покачала головой, – Споткнулся.

Бабушка поставила свои артритные руки на стол и опершись на них, чтобы встать. Медленно выйдя из–за стола, она подошла к Георгию, рассмотреть его поближе. Долго посмотрела ему в глаза и подтвердила: похож. Георгию стало неловко перед взглядом незнакомой старушки и протянул ей грязную руку.

– Надежда, старшая сестра твоего дедушки. Сводная, – произнесла она и трясущейся рукой достала из своей сумки фотографию, – Вот я, а вот наш отец.

– Первый раз вижу эту фотографию, – сказал Георгий, аккуратно забирая у неё помятый листок. Так странно ему было видеть лицо человека, про которого ему так много рассказывали, но которого никогда в своей жизни не встречал, – Герой войны. Мы ему всем обязаны.


На глазах старушки выступили слёзы, она медленно вернулась на своё место и тяжело, но без помощи, села на край стула. Ксения Владимировна и Никитич заговорщически друг на друга посмотрели.


– Тебе нужно в травмпункт, – сказала Ксения Владимировна, подойдя к Георгию, – Правда, если ты хочешь навеки испортить свою симпатичную мордашку, можешь никуда не идти. Сейчас же. Голова не болит?

– Не сильно. Мне так много хочется спросить у неё, – сказал Георгий и, двинувшись, снова вспомнил про свою боль в теле.

– Она устала, завтра, всё завтра, – сказала Ксения и добавила: – Поспишь на диване, хорошо? Она в твоей комнате расположиться пока что. Коль, что стоишь столбом, снимай рубашку, я её застираю. И, отвези, пожалуйста, его утром к доктору.

– Как он её принял? – тихо спросил Николай, снимая с себя грязную одежду.

– Нормально, нормально, всё завтра расскажу. Лучше, чем ты думаешь. Только не нравится мне это. Ты же знаешь, Саше это не понравится.

– Это его последняя воля, Ксень, – сказал Коля и повернулся к Георгию: – Идем.


И вот дракон вышел

Подняться наверх