Читать книгу И вот дракон вышел - - Страница 11

gate gate pāragate pārasaṃgate bodhi svāhā

Всю ночь Ева не могла заснуть. На часах значилось четыре часа ночи – глицин и мелаксен, индийские палочки, медитация и классическая музыка были уже испробованы и ничего ей не помогало. Она нервничала перед первой репетицией Марка, где она должна у него быть ассистентом.

Она так боялась разозлить его, показаться глупой и опозориться. Прокручивала в голове самые плохие сценарии, вспоминая по пути самые стыдные моменты из своей жизни, когда она ошибалась или когда ей отказывали, и ей становилось ещё хуже.

Прожужжал телефон, Ева постаралась не обращать на это внимание, но спустя минуту всё же посмотрела, кто ей написал. Яркий свет ослепил глаза, которые уже успели привыкнуть к темноте, и сон окончательно улетучился.

«Ева Матвеевна, извините, что так поздно. Я вам обещал прислать свои стихи, вот…».

Ева заблокировала телефон, не прочитав творчество своего ученика, и, разозлившись, повернулась на другой бок. Всё, теперь точно никакого сна. А до будильника осталось всего четыре часа.

«На что я трачу свою жизнь!» – промелькнуло у неё в голове.

Она постоянно думала о смерти, возможно, поэтому у неё была повышенная тревожность в связи со страхом утраты времени. Не то, чтобы её пугало то, что будет с ней после смерти. Может быть, ничего и не будет, ведь мы даже не успеем расстроится из–за этой несправедливости. Дело в другом.

До неё окончательно дошло, что она смертная, только на первом курсе, Ева тогда читала книгу по истории – переворачивала страницу, и умирали цивилизации, сгорали города, эпидемии убивали сотни тысяч людей, а на бумаге оставались только несколько имён. Все умирали и когда–нибудь твоя очередь настанет. И вместо того, чтобы воспользоваться этим единственным шансом, ты проводишь его не с любимыми людьми, занимаешься тем, что ненавидишь – тратишь, тратишь время.

«Да сколько можно думать!» – сказала она вслух, бессильно выдохнув, и со всей силы ударила свою подушку.

Решила совсем не ложиться в эту ночь, включила лампу возле кровати и открыла «Дон Кихота», который ей подарил Петя. Прочитав страниц десять, Ева устала, закрыла глаза и уснула.

Марк Эмильевич Хромоногов назвал свой спектакль «Бодхисаттва». Сюжет строился на истории Будды и шекспировского Гамлета. Только современная одежда, живая музыка и минимум декораций. Режиссер хотел, чтобы это было где–то между кабаре, античной трагедией и Брехтом. В общем, как говорят, получалась большая сборная солянка.

Несколько недель они обсуждали как построить пьесу, какие сцены включать в сюжет, а какие лучше выкинуть. Ева не спорила с Марком, старалась, во всяком случае. Великий режиссер смотрел в окно и диктовал ей свои мысли, а она их переводила на язык литературы. Удивительно, но, как коллеги, они друг друга понимали лучше, чем как любовники. Но, как только она почувствовала, что её слушают и уважают, как личность, их «любовная» связь прекратилась.

Но Ева не задумывалась об этом, ведь они никогда ещё так много не проводили вместе. Потом как–то случайно вскрылось, что она не единственная его любовница. Каждый день после обсуждения к ним его дожилась на улице актриса, которая, естественно, играла девушку главного героя в его спектакле. Она старалась показать Еве, что у неё больше прав на него – «какой же ты у меня талантливый», «любимый, ты вчера забыл у меня свою шапку». Так же девушка применяла известную женскую хитрость – пыталась набиться в подруги к Еве, приглашала её как–нибудь прогуляться, делилась с ней историей великой любви с Марком. Можно подумать, какая пошлость и клише – режиссер и актриса. Но это ничуть не задело Еву. Оказалось, что ей больше нравится быть с Марком друзьями, нежели любовниками. Теперь он её слушал и в этом было больше любви, чем в телесном соединении. Так что Еве было безразлично с кем он спит.

К началу репетиции Ева всё же опоздала. Слушала во сне мелодию и думала, что за чудесная музыка сфер – хотя, на самом деле, это звенел беспощадный будильник.

– Договаривались же пораньше встретиться. Я хотел тебя представить труппе, – Марк затянулся сигаретой на режиссерском кресле, смотря на сцену, где сидели артисты.

– Марк Эмильевич, – проговорила Ева, стараясь найти в сумке инсценировку, – Пробка была ужасная. Ещё такая жара выпала, всю ночь не могла уснуть.

– Ладно, на первый раз поверю тебе. Но на репетиции опаздывать нельзя – ты же мой ассистент, понимаешь?

– Я вас поняла, Марк Эмильевич.

– Хорошо выглядишь сегодня, – буркнул Марк, несмотря на неё, и громко произнёс: – Ну что? Начнём!

Всё оказалось не так страшно, как представляла Ева. Все влюблённо слушали режиссёра, а на неё почти никто не обращал внимания. Она чувствовала гордость за него, красивый и умный мужчина сидит рядом с ней, все смотрят на него, а он прислушивается к Еве. И себя она ощущала неким серым кардиналом, никто ведь не догадывался, что они читают её слова.

Много говорили о Будде и о его воплощениях, как они проявляются в сюжете. Артистка, претендовавшая на звание Первой любовницы режиссера, ревностно наблюдала за ним и еле сдерживала свои эмоции. На тех, кто был не согласен с ним, она недовольно цыкала и говорила, что они ничего не понимают.

Сюжет – молодой человека из обеспеченной семьи, который всю жизнь прожил в золотой клетке и не видел настоящего мира. И родители его, как могли, охраняют от страданий и горя. Однажды на пути ему встречается больная девушка, нищий, отшельник и умирающий. И тут он начинает осознавать, что такое бытие и смерть. Всё это перемежается индийскими сутрами, которые поют музыканты. В общем, не самый оригинальный сюжет. Трансцендентная чепуха. В конце все умирают.

Прочитали первую сцену по ролям и стали спорить о том, что такое страх смерти. И почему для Будды было важно прервать круг сансары. Потом вспомнили Христа и воскресенье, и разговор совсем зашёл в тупик.

– Так, – задумчиво сказал Марк, и артисты прекратили споры, – Я предлагаю вам к завтрашнему дню подготовить мне этюды, хорошо? На тему – «Быть или не быть». Хорошо? Кто он современный Гамлет? Мне кажется, что это любопытно. Есть вопросы?

Артисты неуверенно переглянулись, пытаясь решить, кто из них хочет задать вопрос.

– Марк Эмильевич, можно я добавлю, – сказала Ева, заметив замешательство на лицах актёров.

– Конечно, конечно, – сказал режиссер и, облокотившись на спинку стула, посмотрел на Еву.

– У Тургенева есть интересное рассуждение о Гамлете и Дон Кихоте. Он говорит о том, что все герои литературы делятся на эти два типа. Хотя, конечно, можно было бы с ним поспорить об этом. Почитайте. Вот, – Ева взяла записную книжку, где была выписана цитата Тургенева, – «Сочувствует ему всякий, и оно понятно: почти каждый находит в нем собственные черты; но любить его, повторяем, нельзя, потому что он никого сам не любит»[3]. Любит ли наш персонаж, это ещё большой вопрос.

– Да, да. Как говорил мой мастер: предлагаемые обстоятельства у Гамлета – его дядя убил отца и женился на матери. Спасибо Ева, – Марк одобрительно улыбнулся своему серому кардиналу и рукой показал артистам на него: – Мой ассистент и соавтор инсценировки, Ева. Если что, обращайтесь к ней. Я ей полностью доверяю. Как вы поняли, она жутко умная.

Серый кардинал, почувствовав всеобщее внимание, застенчиво заулыбался.

– До завтра!

Жизнь наконец–то налаживалась. Она не тратила время, во всяком случае, страх смерти отступил куда–то. Все происходило так, как должно было происходить, и от этого ей стало так хорошо. По вечерней Москве гуляли толпы людей. Хоть и предчувствовалось, что скоро наступит осень, а следом долгая зима.

Марк предложил прогуляться. Говорят, чтобы работа шла лучше, нужно больше отдыхать. Ева согласилась.

– А кто ты по национальности? – неожиданно спросил Марк, остановившись возле красного светофора, – На русскую ты непохожа. И имя твоё тоже.

– Вроде бы русская, – неуверенно сказала Ева.

– Ты, что, не знаешь про своих предков?

– Родители особо ничего не рассказывали, а из родственников никого в живых не осталось, кто мог бы поделиться, – загорелся зеленый свет, и они перебежали дорогу, – А ты?

– Моя мама заядлая театралка, – рассмеялся режиссёр, – Как понимаешь, другого выбора в профессии у меня не было. Я еврей наполовину, немного поляк, немного украинец и русский. Вроде бы турецкие корни тоже есть.

– Завидую, – сказала Ева, рассматривая лицо Марка, слепившееся из разных национальностей, – У меня ничего интересного.

– А ты поспрашивай, обязательно какой–нибудь Иосиф найдётся, – он рассмеялся и показал ей на дом: – Здесь жил мой прадед, на третьем этаже, кажется. Ниже этажом жил его брат, он был известным адвокатом, говорят, дружил с Мандельштамом.

У Евы захватывало дух, когда москвичи рассказывали ей истории про их город. Она смотрела, запрокинув голову, на красивый каменный дом, украшенный лепниной и табличками с известными умершими жителями. Ей представлялось, каково это было жить здесь сотню лет назад и быть знакомой с поэтами Серебряного века.

– Этот воздух пусть будет свидетелем, – медленно произнесла Ева и снова почувствовала обиду за весь свой род: – С самим Мандельштамом! Ну надо же!

– Их потом расстреляли, прадеда и его брата, – сказал Марк, – За контрреволюционную деятельность. Дед потом всё жизнь расплачивался за это, «сын врага народа».

– Ты его застал?

– Нет, умер рано от сердечного приступа, не дождался, когда союз рухнет и его отца реабилитируют.

– Да, печально, – медленно произнесла Ева и подумала о своих предках, которые прожили размеренную жизнь и умерли своей смертью.

– Знаешь, что печально? Что про это уже все забыли! Про ГУЛАГ, расстрелы, ссылки, Большой Террор, печальный Сандромах. Настал девяносто первый год и прошлое, как будто, исчезло. Как будто это не мы убили семьсот тысяч человек в тридцатых годах, и другая страна у нас. Понимаешь теперь, о чем я хочу сделать спектакль? И к чему этот Будда?

– Кажется, да. Знаешь, я об этом никогда не задумывалась. Получается, мои предки тоже как–то виноваты в этом?

– Ну смотри. Допустим, они жили в деревне, да? Рядом с ними жила зажиточная семья, кулаки, как тогда говорили. Их раскулачили, наверняка, весь скот в колхоз, а их в Магадан или ещё куда–нибудь. И все молчали, боялись, что им тоже достанется. Понимаешь? Вот в Германии все по–другому. Им с детства внушают вину за то, что сделали их бабушки и дедушки. Я считаю это правильно.

– А себя ты считаешь виноватым?

– Ева, самое главное про это помнить. Ты знаешь, что у нас сейчас митинги проходят? Слышала об этом?

– Помнишь Андрея? Мы его ещё на Кузнецком мосту встретили. Так вот, он сейчас много фотографий с митингов выставляет.

– Вот, да, – Марк немного расстроился, вспомнив об этом случае, но быстро вернулся к теме разговора: – Мы с тобой, по сути, несём ответственность за то, что происходит сейчас в стране. В конституции написано, что народ – это единственный источник власти.

– Не смеши, – сказала Ева и, увидев скамейку, представила Георгия, с которым целовалась несколько недель назад.

Она застыла на месте, задумавшись, и предложила сесть здесь, чтобы это воспоминание затерлось, смешалось с другим человеком и исчезло.

– Ты сегодня, конечно, была очень красивая, – сказал Марк, поправляя её отросшую челку за ухо.

– А как же твоя актриса? – без вызова сказала Ева и по–дружески толкнула его в плечо: – Она так смотрела на тебя. Думаю, что она влюблена.

– Лучше не говори мне об этом, – Марк скривил лицо и показал язык, – Скукота, понимаешь. Этот сценарий уже давно известен. С тобой всё по–другому.

– Конечно, – рассмеялась Ева, – Снова говоришь красивые слова. Я же филолог, меня не купишь этим!

– Слова – это твоё слабое место, Ева, – Марк подмигнул и со звуком чмокнул её в ухо.

Она рассмеялась и оттолкнула его. Они шуточно начали драться, но потом кто–то громко окликнул её. Это был Андрей, рядом с ним стоял похудевший Георгий с раной на носу, его впалые глаза долго не могли отвести от неё взгляда. Так неожиданно было встретить его живого наяву. Она пыталась успокоиться, чтобы не раскусили её волнение, но она не умела притворяться.

– Какая маленькая Москва, всё же, – сказал Андрей и поздоровался с Марком, – А мы в бар идём. У друзей снова будет концерт, приходите.

– С радостью, – сказал Марк, смотря то на Георгия, то на Еву.

– А я вспоминал тебя недавно, – сказал Георгий, – Ты как?

– Всё хорошо, – сказала Ева, чувствуя, как у неё трясутся руки, и она никак не собраться с мыслями, – Мы вот спектакль ставим, Бодхисаттва, называется. Марк – режиссёр.

– Круто! Позовёте на премьеру? – спросил Андрей.

– Если будут места, – задумавшись ответил Марк Эмильевич.

– А Георгий недавно из Калязина вернулся, – гордо сказал Андрей и, оценив всю неловкость ситуации, быстро проговорил: – В общем, присоединяйтесь. Скоро уже начнётся.

– Увидимся, – сказал Георгий и пожал её руку.

Они ушли, оставив Еву и Марка на этой скамейке, и вместе с ними улетучилось какое–то радостное ощущение лета и свободы. Ева сцепила свои руки в замок и начала говорить всё, что приходит в голову, чтобы отвлечься и скрыть свой испуг.

– Всё в порядке? – спросил Марк, приобняв её за плечо.

– Да, просто подумала о том, что ты сказал про Мандельштама и твоего деда. Как же это всё несправедливо.

– Врешь, конечно. Ну ладно, – сказал Марк, – Хочешь, пойдём на концерт, про который твои друзья говорили? Потом–то у нас совсем не будет времени для отдыха.

– Пойдём, – сказала Ева и решилась встать со скамейки.

Иногда человек чувствует одиночество, даже когда окружен людьми. Вокруг Георгия веселились люди, пели и радовались последним теплым дням. Ему, может быть, и хотелось присоединиться к ним, он даже склонен был к этому и рассчитывал, что отвлечётся от того, что происходило тогда в его голове.

Но он думал только о том, что узнал от Надежды перед самим отъездом.

«Я никак не могу избавиться от этих воспоминаний, – повторяла она, – Мою мать повесил собственный отец. За что я должна была пережить такое?».

Теперь от этих мыслей не мог избавиться он сам.

Мой дед убил человека?

«Он был полицаем. Он многих людей убил».

Надежда показала ему на фотографию со своим отцом:

«Когда я поступала в институт в Москве, случайно встретилась с ним. Он сидел с сыном, твоим дедом, и новой женой. Живой, в отличии от моей матери. Я позвала его по имени. Видела, как он испугался. Его жена сказала, что я обозналась. Потом я его больше не встречала. Мне–то в детстве рассказывали, что он погиб на войне. Но, видимо, он просто присвоил себе чужое имя, такое часто тогда случалось».

Как же Георгию хотелось, чтобы сейчас пошел дождь. Господи, как же ему хотелось этого!

Он в Москве и, вроде бы, всё вернулось на свои места. Как будто ничего и не происходило. И с ним как будто ничего не произошло на самом деле, и эти дни с умирающим дедом не поменяли его. Перед ним сидел Андрей, рассказывал ему какие–то истории и заговорщически толкал его локтем в бок. Георгий смотрел на друга, стараясь вникнуть в смысл его слов, но ничего не слышал.

Было душно и в воздухе стояла вонь гноя и разложения, как будто бар был заполнен трупами. Он взялся за горло, чувствуя фантомное удушение – не хватало воздуха и при этом невозможно вдохнуть.

Он увидел, как зашла Ева, как она нервно отвернулась к своему собеседнику и что–то сказала.

Посмотри на меня, – звал он её мысленно, – Посмотри на меня.

Почему–то ему казалось это таким важным. Казалось, что ещё одно мгновение и он бы завыл, но что–то останавливало его. Её спутник поправлял ей глупую челку и шевелил сухими безжизненными губами.

А она растянулась на барной стойке и закрылась локтем от взгляда, который чувствовала макушкой, спиной, всем своим телом. Её разрывало на двое – на Марка, рассказывающего ей историю, и на Георгия, наблюдающего за ней.

Её напугал его взгляд, что–то с ним происходило. Она наполнялась его состоянием, как сообщающийся сосуд. Как бы ей хотелось помочь ему, вытянуть из него тревогу, забрать себе.

– Что случилось? Ты кого–то встретила? – спросил Марк и оглянулся по сторонам, – На кого ты смотришь?

– Прости, я немного устала, – Ева закрыла лицо руками, – Мне хочется уйти.

– Конечно, если тебе некомфортно.

– Нет, нет, давай останемся. Я не знаю.

– Да что с тобой?

– Кажется, что я упускаю что–то.

Мимо них прошла, пританцовывая, высокая худощавая девушка в красном берете и с красной помадой. Она свысока посмотрела на Еву, удивившись про себя, как эта мещанка попала в это место, потом приблизилась к Георгию, что–то прошептала и увела его из бара, пока Андрей безмолвно улыбался ей.

Георгий уехал вместе с девушкой в красном берете. И пошёл дождь.