Читать книгу Лишь в памяти своей приходим мы сюда. Хроники ХХ-го века. Книга вторая. Родительское гнездо - - Страница 10

Глава II
Майозек
1949–1952
4

Оглавление

19 февраля 1951 года, в день рождения отца, родился мой младший брат Алексей. Отцу в этот год исполнялось сорок пять, и мать преподнесла ему своего рода подарок на день рождения.

После того, как отца по болезни отстранили от работы в шахте, он стал работать заведующим хозяйством старательской артели. В связи с тем, что артель была маленькая и у нее не было своего хозяйственного двора, весь гужевой транспорт артели – рабочий скот (четыре лошади и несколько волов), а также и весь прицепной инвентарь (телеги) были размещены на подворье нашего дома, а мать оформили на должность конюха.

Среди всей этой живности, оказавшейся на нашем дворе, мои старшие брат с сестрой Алла и Толя особенно выделяли жеребца Рыжко. Молодой высокий красавец гнедой масти с белым пятном через весь лоб. Конь был очень хитрым. Алла рассказывала: «Бывало, еду я на нем верхом – гоню скот на водопой к плотине. А там пасутся казахские кобылицы. Как только он их увидит, то сразу становится на колени – всем своим видом показывает, что будет сейчас кататься на спине. Как бы дает мне понять, чтобы я с него слезла. Я, ничего не поделаешь, вынуждена с него слезть. Он, сразу же после того, как я оказываюсь на земле, начинает кататься и делает вид, что может задеть меня копытами, то есть заставляет меня выпустить из рук поводья уздечки. Как только я выпущу поводья из рук, он тут же соскакивает на ноги и галопом к этим кобылицам. Потом, чтобы поймать, приходится по 2–3 часа бегать за ним по всей округе».

Толя вообще при каждом удобном случае старался проскакать верхом на Рыжке и непременно галопом. Однажды он на всем ходу залетел в сарай, врубился лбом в верхний косяк ворот сарая и слетел с коня. Удар был такой силы, что мальчишка потерял сознание. Но и это происшествие не заставило его отказаться от катания на коне. Алла рассказывала мне, что, по меньшей мере, он раза четыре слетал с этого коня.

Отметился скандальным происшествием и я. В шестом классе, в котором учился мой старший брат Толя, стали преподавать физику. И вот, после очередного урока физики, на котором ученикам объяснили процесс горения, Толя решил показать своему четырехлетнему младшему брату «мастер-класс» – как надо тушить огонь. Главное, пояснял он мне, чтобы огонь потух, надо для него закрыть доступ кислорода, то есть воздуха. Он взял довольно солидный клок сена, поджег его, а тушить огонь стал, накрывая его своей старой телогрейкой. Получилось. Огонь под телогрейкой сразу погас.

Решил и я провести подобный эксперимент. У нас во дворе стояла с ломаным колесом старательская «колымажка», и в ней лежало немного сена. Вероятно, ее использовали в качестве передвижной кормушки для скота. Я взял свою старую курточку (как сейчас помню – она была бархатная и с капюшоном), с печки коробок спичек, подошел к «колымажке» и поджег лежащее в ней сено. Стал пытаться курточкой накрыть огонь, но от моих неловких движений огонь стал разгораться быстрее и через несколько мгновений уже бушевал во всей «колымажке». Я обжегся, и меня охватил такой страх за содеянное преступление и причитающееся мне за это неминуемое наказание, что через несколько минут я уже оказался на другой стороне плотины – в основном поселении старательской слободки.

На берегу стирала белье знакомая жительница слободки по фамилии Линева. В округе все ее звали просто Линевиха. Я сделал вид, что спокоен и просто купаюсь. Но женщину не проведешь.

– Саша, а ты, что здесь делаешь? – спрашивает она меня.

– Плаваю.

– А что за дым у вас на дворе?

– Не знаю. Наверное, печка топится.

Тут вижу – несутся ко мне мои старшие брат с сестрой. Нужно сказать правду. Подзатыльников от них я не получил. Меня даже не ругали. Как потом они объяснили родителям – страшно перепугались, что я мог утонуть. Испуг их был очень даже обоснованным – русло речки ближе к плотине было довольно глубоким. Были случаи, когда там тонули даже взрослые люди.

«Колымажка» сгорела дотла. Меня, конечно, наказали – поставили в угол, да еще и лицом к стене. Но самое неприятное для меня было в другом. В то время, когда я отбывал наказание, пролетал низко над поселком самолет-кукурузник. Алла с Толей выбежали смотреть на пролетавший самолет, а я остался стоять в углу. Обидно было до слез. Ведь увидеть в то время «вживую» самолет была большая редкость.

Сегодня, с позиций памяти малолетнего ребенка, довольно трудно дать в полной мере объективное описание жизни нашей семьи на руднике Майозек. Конечно же, при написании этой главы, я в основном руководствовался воспоминаниями моей старшей сестры Аллы, которая в это время уже была подростком и училась в школе. Хотя, все-таки, и в моей детской памяти сохранились кое-какие яркие впечатления, о которых мне хочется рассказать.

Благодаря своей сестре, я многое узнал о себе и даже попытался описать некоторые курьезные моменты своего малолетнего детства.

По рассказам Аллы, у меня очень рано, уже в двухлетнем возрасте, стал проявляться интерес к книжкам. Особенно мне нравился учебник истории за шестой класс. Конечно же, в нем меня больше интересовали картинки, и особенно фотографии выдающихся личностей. Причем при виде каждой такой фотографии я не только называл того, кто был на ней изображен, но и давал свое собственное толкование этой личности. Например, Тарас Шевченко с его казацкими усами вызывал у меня ощущение, что он «грызет косточку». Про Лазо с поднятым кулаком говорил «я вам дам». А показывая на фотографию Кирова, говорил: «Киов смееся».

Рано у меня появился интерес не только к наукам, но и к противоположному полу тоже. Наверное, начинали играть гормоны – мне ведь уже было около трех лет.

Напротив нашего дома, правда, только на другом берегу нашей узенькой речки, жила семья. У них была дочь лет двадцати. Помнится, что звали ее Валентиной. Она тоже, как и мои родители, работала в старательской артели. Валентина была девицей очень смазливой, и уж очень мне нравилась. Да и с ее стороны ко мне, как мне тогда казалось, не было равнодушия. Речка зимой была скована льдом, ходить к этим соседям было близко и неопасно, и я старался побывать у них всегда, когда моя зазноба была дома. Она принимала меня с любовью, поила сладким чаем и угощала конфетами, иногда даже шоколадными.

С каждой нашей встречей она мне нравилась все больше и больше, и, наконец, я отважился наши отношения ввести в другое русло, то есть жениться на ней. Но как это сделать, я не знал.

Для начала я решил эти свои планы обсудить со своими родителями. Отца не было дома, но оттягивать не хотелось, и я решился переговорить с матерью.

– Мама, я жениться хочу.

У матери глаза стали круглыми, но смеяться она не стала, хотя на некоторое время и отвернула лицо в сторону.

– Ну и кто же твоя избранница, сынок?

Я назвал имя своей зазнобы.

– Выбор, я бы сказала, неплохой, – задумчиво сказала мать. – Только понимаешь, сынок, жену ведь кормить и одевать надо. А деньги на это ты где возьмешь?

«Я ведь об этом как-то не подумал» – мелькнуло у меня в голове, но надо было искать выход из положения:

– А я, как папа, буду наряды закрывать, вот и деньги появятся, – успокоил я мать.

Я несколько раз видел, как отец для рабочих подсобного хозяйства закрывал наряды, и когда я его спросил, для чего он это делает, то в ответ услышал: «Для того, чтобы рабочие получали зарплату». Этот его ответ накрепко засел в моей голове.

– Хорошо. Но ты только пока не женись. Приедет отец, тогда мы еще с ним посоветуемся, – со всей серьезностью, как я тогда понял, сказала мне мать.

Несмотря на то, что этот разговор с матерью мне никакой конкретики не принес, оптимизм в том, что я на правильном пути, у меня появился. И я решил ускорить события.

В ближайший приход к Валентине я сделал ей официальное предложение. Разговор состоялся на улице – она большой деревянной лопатой чистила дорожку от снега к их дому.

От моих слов она несколько оторопела, а потом стала хохотать. Такое ее несерьезное отношение к моему предложению мне очень не понравилось.

– Ладно, жених ты мой ненаглядный, не обижайся, – видя, как я от обиды немного надулся, сказала она мне. – Хочешь, я тебя по улице на лопате покатаю?

– Хочу. – Настроение от предстоящего катания у меня стало подниматься.

Лопата была широкая, и сидеть мне на ней было удобно. Валентина бегом протащила меня на ней до конца улицы и обратно, а потом, с хохотом, приподняла лопату и забросила меня на сугроб.

Такого откровенно коварного оскорбления мужского достоинства с ее стороны, несмотря на мои чувства к ней, я стерпеть уже не смог. Обида душила меня, хотелось даже зареветь, но из гордости я делать этого не стал. Потихоньку сполз с сугроба и, не сказав ей ни слова, пошел домой.

– Саша, ты куда? Ты, что обиделся? Я ведь пошутила. Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть, – слышалось мне вслед. Но меня остановить уже было нельзя.

Войдя в дом, я увидел, что отец и мать сидели за столом и о чем-то разговаривали. Алла и Толя были в школе. Я молча разделся и сразу полез на печку.

– Хочу сказать тебе, Максим, что наш младший сын собрался жениться, – негромко, но достаточно, чтобы я услышал, сказала мать отцу.

– Ну что тут особенного. Вероятно, время подошло, – ответил ей отец и тут же обратился ко мне: – Ну, сынок, рассказывай. Кто невеста? Где и на что жить собирается молодая семья?

– Я уже расхотел жениться, а жить буду только с вами, – в моем ответе сквозила непоколебимая решительность.

– Ну и ладно, – заметив это, поставил отец точку на этом разговоре.

Так неудачно закончилась моя первая попытка создать семью.

Жизнь на отшибе (на приличном расстоянии от основного поселка) для детей, которые не знали детских садов, в смысле общения с внешним миром всегда имеет определенные границы. Не избежал этого и я. В основной круг общения, помимо членов моей семьи (отец, мать, сестра и брат), входили ближайшие соседи, которых на наших выселках было очень немного, и их дети. Поэтому я в то время и соседей рассматривал практически как близких родственников. О двух таких соседских семьях хочется рассказать.

Лишь в памяти своей приходим мы сюда. Хроники ХХ-го века. Книга вторая. Родительское гнездо

Подняться наверх