Читать книгу Лишь в памяти своей приходим мы сюда. Хроники ХХ-го века. Книга вторая. Родительское гнездо - - Страница 8

С самого начала строительства семья практически жила на стройке – в шалаше. Чтобы как-то защитить себя от дождя на каркас шалаша были настелены куски толи, старые брезентовые плащи и клеенки.

В послевоенные годы по всей стране люди вдоволь не ели. Не был исключением и Казахстан. То, что наши родители все вырученные за продажу дома в Жолымбете деньги вложили в покупку трех коров, было гарантией того, что на новом месте мы не будем голодать. В то время корова рассматривалась как основная кормилица семьи.

Сразу по устройстве отца на работу нам выделили в подсобном хозяйстве рудника незанятый распаханный участок земли. Соседи, кто сколько смог, помогли семенным картофелем. Уже с середины лета мы стали на этом участке помаленьку выкапывать молодую картошку. Кроме того, осенью мать нанялась в подхоз рудника копать картошку на условии – из десяти ведер собранного картофеля одно ее. Заработала она тогда сорок ведер картошки. По весу в среднее ведро входит десять килограммов картошки, так что, выходит, она одна накопала четыре тонны.

В первый год жизни в Майозеке в нашем рационе питания особых разносолов не было. Основной пищей летом были молочные продукты (молоко, сметана, сбитое в деревянной маслобойке масло, домашний сыр), а также молодая картошка, степные грибы (шампиньоны, белянки), пойманная в местном пруду рыба (караси). Чуть позже, когда обзавелись курами, появились яйца.

Главным специалистом по ловле на плотине карасей была Алла. Она ставила в камышах небольшую сетку, а потом по этим камышам бегала – гоняла карасей. Улов был небольшой – один-два десятка, но на ужин семье хватало.

Мяса практически до морозов не ели, в редкие дни для борща могли зарубить старую курицу. Мясо и сало появлялись только в начале зимы – забивали собственную скотину (свиней, овец, крупный рогатый скот).

Раз в месяц (а может быть и чаще, скорее всего, раз в неделю) к нам приезжал сборщик натурального налога – сливочного масла. Налогом была обложена каждая имеющаяся на подворье корова. Поэтому сливочное масло мы ели довольно редко, но зато постоянно пили пахту – отходы от сбивания сметаны на масло. Кстати, мне пахта очень нравилась – она очень хорошо утоляла жажду.

На руднике не было своей пекарни, хлеб в единственный магазин рудника привозили из поселка Токаревка. В старательской слободке не было и магазина. Для того, чтобы печь свой хлеб, мать сама (вот что значит дочь мастерового) сложила на дворе будущего дома русскую печь. Мука в продаже была только ржаная. Мать пекла так называемый «паклеванный» (на закваске) хлеб и шаньги. Как вспоминала моя старшая сестра Алла – вкуснее горячего хлеба и шаньг с молодой картошкой и со сметаной она ничего в детстве не ела.

Как только построили стены дома, сделали из жердей карагача каркас крыши и засыпали ее землей, то сразу перешли жить из шалаша в недостроенный дом. К осенним холодам строительство дома было завершено практически полностью – обмазаны изнутри и снаружи стены, обмазан потолок, сделан глиняный пол, сложена русская печь, установлены двери и застеклены окна.

Относительно недалеко от дома родители взяли довольно большой участок для покоса. Косили родители траву вручную. Сена накосили не только для своего скота, но и часть сена смогли продать в Караганду. На вырученные деньги были куплены одежда и другие необходимые домашние вещи.

Не отставали от родителей и дети. Ухаживали не только за своим, но и за соседским скотом, доили коров, сепарировали и свое, и соседское молоко. Заработали к осени полуторагодовалого бычка.

В первый год нашей жизни в Майозеке для моей старшей сестры Аллы возникла проблема с учебой. Дело в том, что в 1949 году в Майозеке была только начальная (четырехклассная) школа. Толя пошел в четвертый класс, а Алле, чтобы учиться в пятом классе, надо было ездить в школу за 16 километров от Майозека на станцию Нуринская.

Никого из родственников или знакомых на станции Нуринской у родителей не было. Аллу пришлось устроить жить на квартиру у совершенно чужих людей. Условия за ее проживание, поставленные хозяевами квартиры, были довольно кабальными. Она отучилась там всего одну четверть – проблемы с деньгами и продуктами, которые надо было отдавать хозяевам за проживание, заставили родителей забрать ее домой. Отец объяснил это коротко: «Не переросла. Пусть сидит дома. Успеем выучить».

Правда, моей сестре повезло в другом. На рудник приехал из Москвы новый директор (кажется, его фамилия была Кириллов) с семьей. Семья была очень интеллигентная – они привезли с собой довольно богатую детскую библиотеку. Алла сдружилась с их дочерью Нонной и была допущена к пользованию книгами. Как она вспоминает – она их не читала – она их просто «глотала».

В следующем, 1950, году на руднике была открыта семилетняя школа и проблема с учебой для моих старших сестры и брата была решена.