Читать книгу Лишь в памяти своей приходим мы сюда. Хроники ХХ-го века. Книга вторая. Родительское гнездо - - Страница 6

1 сентября 1946 года родился я.

Моему рождению предшествовало одно предсказание, о котором мне рассказывала сама мать. Самым тяжелым временем для нашей семьи были зима и весна 1942-го года. От отца долго не было писем. Каждый день на рудник приходили похоронки, практически исчезли из магазинов продукты, а тех продуктов, которые выдавались по продуктовым карточкам, хватало только, чтобы не умереть с голоду. Маленькие дети почти поголовно от недоедания болели рахитом. На душе было тяжко, в голову лезли всякие страшные мысли.

И вот в это время на окраине нашего поселка стали ставить землянки семьи выселенных с Кавказа балкарцев. По округе разнесся слух, что среди них есть одна старая бабушка, которая умеет предсказывать судьбу, и, к тому же, что было тогда очень редко у спецпереселенцев, довольно сносно может объясняться по-русски. Как говорится, не только в Болгарии Ванги родятся. Многие женщинысолдатки стали ходить к ней с надеждой, что та сможет предсказать, и только, что естественно, счастливую их судьбу и судьбу мужей-фронтовиков. Бабушка-балкарка, вероятно, была мудрой женщиной. Она всячески старалась успокоить приходивших к ней женщин – говорила им в основном то, что они хотели бы от нее услышать. Было ли что-то правдоподобное в ее предсказаниях или нет, людей, приходивших к ней узнать свою судьбу, волновало мало – они тешили себя надеждой.

Пошла к ней и моя мать. Бабушка очень долго расспрашивала про жизнь, включая детские годы, ее, отца, детей. А потом сказала:

– Ты, Мария, не терзай себя, успокойся. Я чувствую, что ты, твой муж и твои дети очень угодны Господу, и он вас не оставит. Все у тебя в жизни будет хорошо. Вернется с войны твой муж живой и невредимый. Детей ты своих сохранишь целыми и здоровыми. А после войны у тебя сразу родится мальчик. Мальчик будет добрым и умным. Выучится и большим человеком станет – директором будет работать. Мужик твой раньше тебя умрет, и свои последние годы ты с ним доживать будешь.

Здесь я ничего не сочинил, а только дословно воспроизвел слова своей матери, которые говорила она мне, без какой-либо литературной доработки. Многое угадала старая балкарка, но не все. После войны моя мать родила не одного, а двух мальчиков. И свои последние годы она доживала не со мной, а с семьей моего младшего брата Алексея в нашем старом доме.

Несмотря на смену работы, заработной платы отца на содержание семьи все равно не хватало. Мать решила попытать счастья в коммерции, или, как тогда называлось, в спекуляции. К этому ее постоянно подталкивала младшая сестра Анна.

Дело в том, что после войны был пик рождаемости. По сравнению с довоенным периодом уровень рождаемости был в 2–3 раза выше. Но детских товаров, особенно для новорожденных, в местных магазинах практически не было. Пошивом одежды для своих детей занималась каждая мать. На изготовление детской одежды шло все – старая одежда взрослых, трофейные вещи и ткани, привезенные фронтовиками, старое постельное белье. То есть все то, что можно было перешить. Даже в 1953 году, когда уже я пошел в школу, еще многие школьники ходили в школу в пальтишках, из солдатских шинелей, и в курточках, сшитых из отцовских гимнастерок. Такая одежда для нас была особым шиком – мы ее носили с большой гордостью.

Большой удачей считалась покупка нескольких метров сатина, ситца или байки, из которых можно было сшить пеленки для новорожденных, детские шаровары и толстовки, и даже сменную школьную одежду. Для этой цели каждая семья стремилась приобрести швейную машинку. Тогда вместо слов «купил» или «купила» чаще говорили «достал» или «достала», так как свободной продажи ткани в магазинах практически не было.

В то время основным производителем текстиля в послевоенной стране была Ивановская область. Предприимчивые молодые женщины, в основном солдатские вдовы или жены инвалидов, предпринимали туда челночные вояжи с целью закупки тканей, чтобы таким образом обеспечить хоть какой-то достаток своим полуголодным семьям. Как и где они умудрялись приобретать довольно крупные по тем меркам партии ткани (несколько рулонов), одному богу известно.

Данное ремесло было очень опасным. В стране была объявлена беспощадная война как крупной, так и мелкой спекуляции, поэтому всегда существовала опасность попасть под милицейскую облаву и получить реальный тюремный срок. Мало того, по поездным маршрутам в то время промышляло большое количество воровских бригад. В вагоне они втирались «челночницам» в доверие, опаивали их и втихую обирали. Попасть в такую историю было страшной бедой. Ведь деньги на закупку тканей, ввиду отсутствия собственных, занимались у соседей с расчетом их отдачи привозимым товаром. Поэтому привезенная ткань, как правило, в открытой продаже (на рынке) не продавалась – она разбиралась соседскими женщинами в день их приезда на дому.

Первая и последняя поездка матери за дешевыми хлопчатобумажными тканями состоялась зимой 1947 года в город Шуя Ивановской области. Город Шуя был одним из самых крупных производителей текстиля в Ивановской области. Поехала она туда с сестрой Анной и племянником Михаилом – сыном старшей сестры Полины. Я был тогда еще грудным ребенком, поэтому оставить меня дома было не на кого, и мать взяла меня с собой. В одной из церквей города Шуя меня окрестили. Моей крестными матерью и отцом стали, соответственно, Анна и Михаил.

Эта первая коммерческая поездка матери, большого барыша не принесла, но у нас в доме появилась ткань и мы – детвора, как тогда говорили, были «обшиты».

Мать очень намучилась со мной в поездке. Отец, оценив тяжесть такого мероприятия, сказал: «Хватит, жили и дальше проживем без коммерции». Тем более, работая заготовителем, он стал зарабатывать больше и, кроме того, у него появилась возможность покупать в ближайших селах и аулах продукты по более низким ценам. В доме появились сало, мясо, масло, мука, овощи.