Читать книгу Колыбель для кошки - Курт Воннегут - Страница 9

НА СЛЕДУЮЩЕЕ утро Ньют продолжил письмо:

«Утро. Снова пишу, свежий, как огурчик после восьми часов сна. В нашей комнате тишина. Все на занятиях, кроме меня. Теперь я самая привилегированная личность, поскольку мне не нужно больше ходить на занятия. Меня выперли на прошлой неделе с подготовительных медкурсов. И правильно сделали – из меня получился бы паршивый доктор.

Кончу писать письмо, наверное, пойду в кино. А если выглянет солнце, погуляю вдоль обрыва. У нас красивые обрывы, не правда ли? В этом году две девушки прыгнули с одного из них, держась за руки. Они не попали в ту женскую корпорацию, в которую хотели. А они хотели в «Три Делт».

Но вернёмся к известной дате 6 августа 1945 года. Анжела много раз говорила мне, что в тот день я на самом деле здорово обидел отца, когда не остался с ним на ковре возле его кабинета, не оценил его «кошкину колыбель» на пальцах и не выслушал пение до конца. Может быть, я и обидел его, но не думаю, что так уж сильно. Наверное, он был самым защищённым человеком на всей земле. Люди никогда не могли добраться до него или дозвониться, он просто не интересовался людьми. Я помню однажды, за год до его смерти я попытался узнать от него что-нибудь о своей матери. Он так ничего и не смог вспомнить.

Вы слышали когда-нибудь обо всем известной истории за завтраком в день, когда отец с матерью собирались в Швецию за Нобелевской премией? Об этой «байке» писала как-то субботняя «Вечёрка». Мать приготовила знатный завтрак, а когда она убирала со стола, вдруг обнаружила возле отцовой чашки с кофе деньги, тридцать восемь центов. Это он дал ей «на чай».

В общем, после того как я смертельно оскорбил отца, если это так и было, я выбежал во двор. Я не знал, куда шёл, пока не наткнулся на своего брата Фрэнка под огромным кустом спиреи. Фрэнку тогда было двенадцать, и я вовсе не удивился, отыскав его там. В жаркие дни под этим кустом он проводил почти всё своё свободное время. Прямо как собака в холодной земле он выковыривал ямку под корнями, и невозможно было угадать, что он приносил с собой под этот куст. Иногда прятал там какую-нибудь замызганную книжонку, в другой раз бутылку самопального хереса. В тот день у Фрэнка была с собой столовая ложка и банка с крышкой. Что он делал? Да просто запихивал всевозможных жуков в банку и заставлял их ложкой драться.

Поединки жуков меня так заинтересовали, что я сразу перестал плакать, начисто забыв своего пожилого предка. Не могу вспомнить, кто именно тогда сражался у Фрэнка в банке, но хорошо запомнил другие поединки: один рогатый жук против сотен красных муравьёв, три паука на одну сороконожку и красные муравьи против чёрных. Они не дрались, пока их не потрясёшь в банке. Фрэнк как раз в ту минуту этим и занимался: он тряс и тряс банку.

Затем, разыскивая меня, пришла Анжела. Она приподняла ветки куста и сказала: «А-а, вот вы где!», потом спросила Фрэнка, что по его разумению он делает. И тот ответил: «Я провожу опыты». Обычно Фрэнк всегда так отвечал людям, если они доставали его вопросами, что же он делает. «Провожу опыты», – говорил он.

В то время Анжеле было двадцать два года. Настоящей главой семьи она стала уже с шестнадцати лет сразу, как только умерла мать и родился я. Она всегда говорила о том, что у неё трое детей: я, Фрэнк и отец. Нет, она совсем не преувеличивала. Я помню, как по утрам в холодную погоду Фрэнк, отец и я стояли в ряд в передней, а Анжела тепло укутывала нас, обращаясь с нами совершенно одинаково. Только меня отправляли в садик, Фрэнка в школу, а отца на работу делать атомную бомбу. Помню однажды утром вот что: испортилось зажигание, замёрз радиатор, и машина не заводилась. Мы все сидели в этой машине, а Анжела давила на стартер, пока не сели аккумуляторы. И тут отец выдал. Вы знаете, что он сказал? Он сказал: «Я сейчас думаю о черепахах». «Что же ты о них думаешь?», – спросила его Анжела. А папа продолжил: «Вот когда черепахи втягивают свою голову под панцирь, интересно, их позвоночники сжимаются или искривляются в полукольцо?».

К слову сказать, Анжела, между прочим, была из тех так называемых невоспетых героинь атомной бомбы, и я не думаю, что рассказанная мною история когда-либо вообще была на устах. Может быть, вы сможете использовать этот материал. После эпизода с черепахой отец так заинтересовался этими животными, что перестал работать с бомбой. В конце концов, к нам домой из Манхэттена приехали люди и обратились к Анжеле, что же теперь делать. Она посоветовала им убрать черепах. И однажды ночью они проникли в его лабораторию и вынесли всех черепах вместе с террариумом. Отец не сказал ни слова о том, что черепахи вдруг исчезли. Он просто пришёл на другой день на работу и начал думать, чем бы ему заняться. А на работе он мог заниматься только одним – работой, то есть своей бомбой.

Когда Анжела вытащила меня из-под куста спиреи, она стала спрашивать, что случилось между мной и отцом. А я повторял ей одно и то же, какой он противный и как я его ужасно ненавижу. Она отшлёпала меня. «Да как ты смеешь говорить так об отце!», – воскликнула она, – «Он один из величайших людей на земле! Он сегодня выиграл войну! Ты хоть представляешь себе это? Он победил!» – и снова начала меня шлёпать.

Я не обижаюсь на Анжелу. Отец для неё был всем, а других мужчин у неё никогда не было. И никаких друзей тоже. У неё было только одно хобби – она любила играть на кларнете.

Но в тот день я не уставал повторять, как я ненавижу отца, она всё продолжала меня шлёпать. Затем из-под куста выполз Фрэнк и ударил её в живот. Видно, ей стало страшно больно. Она брякнулась на землю и начала кататься по траве. А когда, наконец, смогла вздохнуть, завопила изо всех сил, чтобы отец услышал.

«Он не придёт», – сказал Фрэнк и засмеялся.

Фрэнк был прав. Отец высунул голову из окна, посмотрел, как мы с Анжелой катались по земле, орали во всю глотку, а Фрэнк стоял над нами и хохотал. Старик отошёл от окна и позже так и не спросил, почему мы наделали столько шуму во дворе. Люди не интересовали его.

Ну что ж, думаю, такая информация Вас устроит и поможет написать книгу? Конечно, Вы намеренно «привязали» меня именно ко дню бомбардировки. Но надо сказать, есть масса хороших анекдотов об отце с его бомбой помимо этого дня. Например, знаете ли Вы ту историю, которая произошла в день первого испытания атомной бомбы в Аламогордо? Когда она бабахнула и стало ясно, что Америка заполучила оружие, способное уничтожить город одной бомбой, один учёный повернулся к отцу и сказал: «Наука теперь знает, что значит «грех»». А знаете, что ответил отец? Он сказал: «Что значит «грех»?

Всего хорошего,

Ньютон Хёниккер.»