Читать книгу Бремя Милосердия - Марк Астин - Страница 15

Всюду книги. В Сэйде для Мёрэйна это выглядит как нагромождения кодексов, свитков, глиняных табличек, каменных скрижалей – словом, так, как привычно представлять библиотеку для человеческого сознания… Тома, фолианты, листки, крохотные блокноты… Многие принадлежат человеческой цивилизации. Иные и вовсе не похожи на что-то, могущее быть информационным носителем. Все эти предметы лежат, стоят и громоздятся на полках в нишах стен, усыпанные золотой пылью. На физическом плане большинства из них уже нет, а многих никогда не было. Но на уровне Сэйда Ивет выглядит именно так – здесь в хаотичном, немыслимом скопище живут сэйдамы всех документов, когда-либо созданных руками разумных существ или существовавших в замысле их творцов.

Она живёт среди них. Она заботится о них, изучает их, систематизирует и – порой – переводит с одного языка на другой. С рацио одной расы на рацио другой. Из культуры одного мира в культуру другого мира. От существа к существу… Из Отражения в Отражение. Она лучше, чем кто бы то ни было, знает, что истории умирают, если их не рассказывать и не пересказывать, и что за Текстом необходимо ухаживать, постоянно наблюдая и измеряя его. Она – та, чья жизнь посвящена Тексту. Хранительница Библиотеки.

Сейчас она крепко спит: над Хоурэари-Но ныне день, а существа расы астреари стараются не бодрствовать тогда, когда в небе светит солнце. Её ассари переливается голубизной в полумраке зала, вызолоченном узкими лучами. Полная грудь мерно вздымается под голубым шёлком. Большие миндалевидные глаза закрыты, и чёрные стрелки естественной обводки на веках оттеняют белое, с оттенком голубизны, лицо.

– Госпожа Имааро, – тихонько позвал Мёрэйн на моронском рацио, протянув руку над её телом. – Госпожа Имааро, поговори со мной.

Леди астреари открыла глаза на уровне Сэйда. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что в Сэйде можно видеть, не открывая глаз. Её эмоции наполнились радостью и изумлением.

– Мёрэйн? – Сэйдам женщины поднялся и сел на ложе, отделившись от плотного тела, которое продолжало недвижно лежать. – Я очень рада тебя видеть, мой прекрасный, прекрасный друг.

Она встала, оставив спящую плоть в алькове, и обняла Мёрэйна, избегая прикасаться к его ладоням и запястьям: Мёрэйн считал дурным тоном заявляться сюда в блокирующих браслетах или перчатках, поэтому руки его были обнажены. Выше и стройнее любого, даже самого высокого и стройного человека, она подавляла бы своим ростом, если бы не утончённая лёгкость её тела, не плавные, текучие линии её шеи, плеч и длинных тонких рук – телосложение, свойственное её расе. На самом деле эти конечности, скрытые тёмно-синим покрывалом, наброшенным поверх ассари, руками вовсе не являлись. Это были птеры – перепончатые полукрылья-полуруки астреари. Огромные (непропорционально большие по человеческим меркам) миндальной формы глаза с чёрной обводкой век, маленькие чёрные губы и чёрные ямочки ноздрей сильно контрастировали с кожей нежно-голубого оттенка. Как и у всех астреари, волос у госпожи Имааро не было, но ровная, сильно вытянутая голова была очень красива. По коже висков, логически продолжая стрелки глаз, вились к затылку тонкие чёрные узоры – чуть заметное, но подчёркивающее безупречную форму черепа украшение. Черты лица, не по-человечески тонкие у всех представителей расы, у хранительницы Библиотеки были совершенно идеальны. Несколько имплантатов – пара антиэнтропийных, один – семантический и ещё тройка небольших, неопределённых функций – ясно выступали в Сэйде, глухими провалами зияя в живой плоти.

– Мы давно не виделись с тобой, – госпожа Имааро улыбнулась. – Ты пришёл, чтобы снова расспросить меня о моих снах, жрец Двуликой богини?

– Скорее, поведать о своих.

– Вот как? – Хранительница красиво изогнула изящную бровь. – И что же с ними не так?

– Меа волнуется.

– Меа, бывает, тревожит наши сны. – Госпожа Имааро печально улыбнулась. – Мне это известно очень хорошо… слишком хорошо.

– Порой наяву случаются ещё более удивительные вещи.

– О чём это ты?

Мёрэйн заглянул подруге в глаза. При их разнице в росте это удалось ему во многом в силу сэйдамической относительности объектов.

– На форте один человек пытался убить Мастера Стражи.

Мёрэйна захлестнуло её удивление. Похоже, неподдельное.

– Что?! В Ламби? На форте Стражи? Немыслимо!

– Есть кое-что ещё немыслимее. Знаешь, каким образом тот человек пытался убить мастера?

– Нет. А это важно?

– Есть немного… У него был делитер.

Госпожа Имааро переменилась в лице.

– Что-о-о?! Ты уверен?!

– Ещё как. Ворот форта как не бывало.

Госпожа Имааро сжала птеры.

– Но… – Мёрэйн видел её огромные распахнутые глаза. – Но этого не может быть, Мёрэйн. Делитер никак не мог оказаться в руках человека. Это… Как вы, люди, там говорите? – Она задумалась, вспоминая забытое понятие. – Нонсенс.

– Но тем не менее, это случилось, Ими. И, кстати, это государственная тайна.

Хранительница, сцепив длинные, многофаланговые пальцы птер (их у неё было куда больше, чем у людей), прошлась взад и вперёд по залу. Её ассари переливалось голубизной там, где густо-золотые лучи перечерчивали полумрак.

– Зачем ты тогда говоришь об этом со мной – Чужой?

– Ты не Чужая, – усмехнулся Мёрэйн. – Ты диссидентка, к тому же моя подруга и возлюбленная моего брата.

– Я больше не его возлюбленная! – Всплеснула птерами госпожа Имааро. – Не говори таких слов! Не произноси его имя!!

– Опять поссорились, – махнул рукой Мёрэйн. – Мой братец – так уж и быть, не будем называть его пафосного имени – не подарок, я это знаю и без тебя. Думаю, в этом раиле30 вы ещё миллион раз помиритесь и поругаетесь снова. Я хотел сказать, – он взглядом остановил хранительницу, залившуюся голубой краской и готовую уже разразиться новой тирадой, – что ты завязана с Орденом по самые имплантаты. Ты не выдашь ничего государству, с которым тебя связывает только происхождение твоего биологического тела.

– А ты как был грубияном, так и остался.

– Мне говорили, что мне это идёт. Но не будем отвлекаться. Так что ты думаешь?

– Каким образом делитер оказался в Ламби? – Спросила госпожа Имааро, помолчав.

– Какое совпадение. А я шёл сюда с робкой надеждой, что получу ответ на этот вопрос от тебя.

– Я не общаюсь с моим народом четыре раиля, как ты уже заметил, с тех пор, как из-за одной известной тебе истории моя жизнь в родном обществе стала невозможной.

– Ну да, с тех пор, как ты стала одержима демоном по имени… Прости.

– Рэйн! Зачем ты надо мной издеваешься?

– Тебе же так хочется поговорить о нём – вот и пытаюсь быть добрым волшебником, исполняющим желания.

– Лучше скажи сразу, чего ты хочешь. — В её мыслях досада. Эмоциональная усталость. Она очень рада видеть Мёрэйна. Разговаривать с ним. Для неё его приход – это маленький праздник. Это прикосновение к удивительному, недоступному для неё миру – миру Ордена. Она смакует каждую минуту их общения. Но при этом она хорошо знает – он никогда не придёт просто чтобы повидаться. Братья Ордена никогда не приходят просто так. Ни к кому. Даже к близким друзьям. Даже к тем, кого любят… Ему что-то нужно. То, что может дать только она.

– С тобой легко. Не нужно ничего объяснять.

Она слабо улыбается. Любить брата Альнару – значит хорошо понимать такие вещи. Быть возлюбленной одного из них – это значит всегда быть той, с кем легко. И кому никогда не нужно объяснений… Знали бы они, чего ей это порой стоит. И они знают… Знают.

– Я прочитал парня, который совершил покушение. Он купил делитер у одного торговца в Сильвеарене. Неприкасаемого. Контрабандиста. Человека со знаком Дэйн на щеке.

– Серьёзная метка.

– Да. Вот именно. В Ламби такие наперечёт… Но этого парня нет ни в одной базе данных. Слепки его биокода, считанные с памяти убийцы мемослайды, поведенческий портрет – всё загружали в меаграф несколько десятков раз. Пишет: «идентификация невозможна».

– Может быть, меаграф сломался?

– Мастер Гоода тоже так думает.

– А ты?

– А я пытаюсь понять, что происходит на самом деле.

– И за этим ты пришёл ко мне?

– Ты знаешь, на что способен и на что не способен твой народ.

Госпожа Имааро всплеснула птерами.

– Мёрэйн! Я – астреари только телом. Я Меа знает сколько времени провела здесь! Каладэ, мои нынешние сородичи по духу, мне теперь куда ближе и понятнее, чем мои сородичи по крови, оставшиеся там, в Тени.

– Разумеется. Но у тебя – ключи к Библиотеке. Мне нужны данные о том, имели ли место случаи контрабанды между Тенью и Империей.

Госпожа Имааро снова сорвалась с места и начала мерить шагами зал. Золотая пыль закружилась в воздухе. Импульсы возражения вспыхивали и гасли в её сознании, не успевая проявиться в форме мысли. Мёрэйн терпеливо ждал.

– Знаешь, Рэйн, порой я вас ненавижу. Вас всех.

Моронка наконец остановилась прямо перед Мёрэйном, в луче золотого света, бьющего из узкой и длинной щели в толще песчаника. Мёрэйн подпрыгнув, забрался в эту щель – на то, что в мире людей можно было бы назвать подоконником. Нетерпеливо заглянул в прекрасные миндалевидные глаза моронки. Окно располагалось высоко, компенсируя разницу в росте между ними, и сейчас их лица были на одном уровне. Зрачки госпожи Имааро расширились и застыли – она входила в транс. Он теперь не мог слышать её мысли: она перешла в недоступную зону, бродя по лабиринтам Библиотеки, доступ к ключам которой был закрыт. Мёрэйн только мог чувствовать, как сконцентрировался в тонкий луч свет сознания хранительницы Библиотеки – она составляет комбинацию понятий, которая будет ключом к нужной информации. В солнечном потоке, падающем из окна, плыли живые картинки, быстро перетекая одна в другую – корабли во льдах, под морозным небом, расцвеченным занавесями полярных сияний, моряки с иероглифами на лицах, укутанных меховыми хвостами, высокие, тонкие, крылатые создания в зеркальных масках, ведущие с ними переговоры в портах, которые не похожи на порты – в ледяных городах среди ледяных равнин и ледяных гор, куда приезжают на санях, запряжённых лохматыми белыми зверями – многие дни пути по бескрайнему льду, под холодными звёздами, с риском по возвращении найти свой корабль затёртым среди ледяных полей. Это – Теневой Пояс, самое ужасное место для обитателей Освещённости – но самое прекрасное, что только могут увидеть глаза… тех, кто вернулся оттуда выжившими. Это – край света, который люди называют коротко – Тень. Здесь объясняются знаками, начертанными на снегу. Иероглифы фейнганики – языка, который входит в образовательный минимум астреари. Иероглифы на снегу. Лохматые звери с глазами, в которых отражаются сияния полярного неба…

– Шкурки карабузиков, – наконец констатировала хранительница Библиотеки уже очевидный Мёрэйну факт. Шкуры животных Теневого Пояса всегда очень дорого ценились в Ламби: они обладают способностью обеспечивать тому, кто их носит, оптимальную температуру при любой погоде.

– А также… Хм… Некоторые грибы из Долины Гейзеров. Ваши ламбиты делают из них… Как это сказать… Вещества, по-особому воздействующие на сознание.

– Я в курсе, – Хмуро ответил Мёрэйн. – И ни одного случая экспорта технологий?

– Ни одного.

Мелькающий в световом луче видеоряд погас. Мёрэйн отвернулся и уставился в окно.

– Ты хотел увидеть что-то другое?.. Пойми, Мёрэйн… – Госпожа Имааро положила на его плечо узкую ладонь. Её тело заворочалось во сне. – Некоторых вещей, которые бывают у людей, не бывает у астреари. Погоня за личной выгодой путём измены, обман, жульничество – всё это вытравлено из образа мыслей моей расы много поколений назад ментокоррекцией зародыша на уровне ДНК. Ни один астреари никогда не допустит, чтобы в руки людей попало что-нибудь засекреченное.

– Я должен был убедиться. Спасибо, Им.

Снаружи простиралась Пустошь. Над Пустошью сияло низкое солнце. Обнимая город гигантской излучиной, ослепительно сверкала золотом широкая Ена. Дальний, пологий, берег её, покрытый фиолетовой травой, блестел от золотого песка, и казалось, что на траве сверкает роса, состоящая из солнечного света – ослепительное золото на лиловом. Далеко за рекой тёмно-красной стеной вставал лес. А ещё дальше, на горизонте, у самого края видимости, словно гряда туч темнели горы – едва видная отсюда цепь Магуру. Там ало полыхали перистые облака.

Госпожа Имааро с улыбкой на чёрных губах любовалась видом. Мёрэйн знал, что она может видеть красоту солнечного дня только вот так. Через Сэйд. Если бы ей вздумалось наяву приблизиться к этому окну в дневное время – свет Хоурэ сжёг бы её нежную кожу, ослепил бы глаза, заставил закипеть кровь…

– Наш мир так красив.

– Все миры красивы по-своему.

– Даже Нижние? – Хранительница поглядела на Мёрэйна.

– Даже, – буркнул он. – Ты знаешь, я не хочу об этом говорить.

– Тебе бы не хотелось, чтобы их суровая красота тронула наш мир, верно?

– Читать мысли – моя прерогатива, Ими.

Моронка улыбнулась, положила длинную птеру ему на голову, и девять тонких, длинных, неимоверно гибких пятифаланговых пальцев погладили его волосы.

– Я многому научилась у тебя. У… вас с Альнарой. Тебя беспокоит что-то, связанное с темой Нижних миров.

– В Эрендере один пацан сделал виртуальную игру, – зачем-то выговорился Мёрэйн. – По миру Земли. Ты, правда, должно быть, не помнишь, что это за мир.

– Нет, я помню. Он говорил, что Тони Виспер в будущем заставит вас хлебнуть горя.

«Ну конечно, – вспомнил Мёрэйн. – Разве возможно, чтобы она не помнила чего-то, что говорил брат Альнара!»

– Он говорил, что книга, в которой описывается Земля, поднимет ретроградный Ветер Меа.

– О, брат Альнара обожает прогнозировать такие вещи!

– Раскаиваешься, что не убил Виспера прежде, чем он написал свою книгу?

– Лезть в душу ты училась явно у Нэррса, а не у меня, – процедил Мёрэйн. – Но если хочешь знать: я не убил бы Тони. Даже если бы знал наверняка, что расчёты Нэррса верны.

Они надолго замолкли. Мёрэйн, откинув голову, глядел на лилово-красно-золотую долину Ены. Госпожа Имааро любовалась им, не скрывая этого: она хорошо знала, что невозможно скрыть такие вещи от меари. Знала она также и то, насколько ему привычно такое внимание. Гибкий черноволосый мальчик с глазами цвета морской лазури и чертами лица, будто созданными художником-идеалистом, он приковывает взгляды окружающих – и не замечает этого. Он отлично знает, что именно заставляет других любоваться им.

Их красота – не красота тела. Такая красота не даётся от рождения – только приобретается после того, как они убивают в себе тех, кем родились, чтобы стать теми, кем они себя создали, сотворили сами себя, сделав из человеческого «Я» такое «Я», которое живёт за пределами человеческого, «Я» совершенное, обтёсанное, выверенное и выстроенное, как храм – который не может быть ничем кроме как воплощением идеала. Их красота – не от крови, а от Серебра, заменившего им кровь. Их красота заставляет других влюбляться, восхищаться, испытывать эротическое влечение или религиозный экстаз. Все эти чувства настолько же знакомы и понятны им, насколько чужды. Они за гранью, далеко от таких вещей… Да – они, как он сказал, не совсем люди… Вернее, совсем не люди. Их не дано понять никому – полноценно разговаривать они могут только друг с другом. И даже друг для друга остаются загадкой – настолько они разные.

Мёрэйна касались летящие сквозь него обрывки эмоций подруги. Словно клочья рваных облаков, они проносились, затмевая ясность.

– Скучаешь по нему?

Госпожа Имааро вздрогнула и отвела взгляд.

– Вот только не надо меня жалеть.

– Я перед тобой в долгу. Ты здорово помогла мне. Моя очередь спрашивать – чего ты хочешь, хранительница Библиотеки?

– Каково это – владеть Текстом? – Помолчав, спросила она. – Каково это – быть лишённым иллюзии иллюзорности? Этого спасительного самообмана, в который прячутся обыватели? Куда лучше жить в мире иллюзий. Куда проще прятаться в материю от бездны Меа, считать блажью всё, что приходит оттуда… Или вовсе не слушать… Не слышать… Этот шёпот… Мысли живых и мёртвых… Рассказы о том, что было и чего никогда не случалось, но могло бы случиться… Вопли… Крики… Эти ужасные голоса…

Мёрэйн улыбнулся.

– Я слышу Музыку.

Моронка вскинула на него свои огромные, от природы подведённые чёрным, глаза.

– Как мне научиться перестать бояться?

– Погляди на Ивет. Всё, что ты прочтёшь там, – это правда. Но разве это значит, что эта правда должна иметь хоть какое-то отношение к тебе, твоему времени, твоему миру, твоим родным здесь и сейчас? Меа – это Текст. Можешь увидеть то, что было, есть или будет… Но совсем не обязательно, что это имеет какое-то значение. Надо уметь относиться к этому просто. Надо уметь играть. Играть Текстом. Того, кто не умеет играть с Меа, Меа сводит с ума.

Он умолк, отвернувшись. Он хорошо знал этот страх, это одиночество, это отчаянное желание быть понятым… То душераздирающее чувство, которое знакомо всем, кому посчастливилось – или не посчастливилось – заглянуть в Меа. Чувство мучительного беспокойства, которому нет причин, которое не может корениться в обычной, знакомой всем реальности материальных вещей. Это можно сравнить лишь с ощущением, которое бы возникло у того, кто лёжа в своей постели, вдруг понял бы, что стены спальни отсутствуют, и оттуда, где они должны были бы быть, на него смотрит бездна… А в ней кишмя кишит жизнь, неведомая, непонятная, но в любой момент способная стереть в порошок. Именно так ощущает себя тот, кто соприкоснулся с Меа. В такие моменты просто необходимо, чтобы рядом был кто-то, кто поймёт, кто разделит это мучительное чувство, заслонит от зияющего Нечто своим соучастием. Но каждый, кто хоть раз испытал это, осознаёт – с этим он всегда один на один.

– Я не как вы, – мысль госпожи Имааро вторглась в его мысли. – Я касаюсь Меа, но мне так и не открылась ваша мудрость.

– Это не мудрость. По крайней мере, не у меня. Это знание, только и всего.

– Но сны? Видения? Неужели они не пугают? Разве можно спокойно радоваться жизни, видя эти кошмары?

Мёрэйн прикрыл глаза. Он терпеть не мог говорить об этом.

– Зачем тебе это, Ими?

– Я пытаюсь понять. – Она опустила голову. – Беседуя с тобой, я пытаюсь понять его. Так же, как беседуя со мной, ты пытаешься понять астреари.

– Моронское рацио можно изучить. Но меари… Ты шутишь, Им. Мы – загадка даже друг для друга. Глядя на одного меари, сложно постичь другого. Особенно если у того свыше сотни личностей.

– Мне проще больше никогда не встречаться с ним и не думать о нём. Даже не вспоминать о нём. Но… Но как же мне страшно одной! Если бы я могла верить в богов, я молила бы их о покое. Но я вижу Меа и знаю, что богов нет.

– Они есть, только не в том смысле, как обычно принято думать. Видишь Пустошь? Это Лик Великой Матери смотрит на тебя и на меня.

– Я не понимаю ваших аллегорий. Я не меари, чтобы видеть тот Свет, которому следуете вы. Но и не простая смертная, чтобы поклоняться призракам… Застряла посередине. Визионер. Одержимая. Потерянный странник. Мне холодно и одиноко.

Мёрэйн заглянул ей в глаза.

– Сейчас исправим.

Он протянул ей обнажённую руку.

Моронка вскинула на него глаза.

– Ты на полном серьёзе предлагаешь мне это?

– Ты же знаешь, как надо открываться – так, чтобы не было боли?

Она несмело коснулась его ладони. Её длинные пальцы заканчивались чёрными от природы ногтями.

– Я боюсь. До этого я делала это только с Альнарой.

Мёрэйн усмехнулся.

– О! Если ты пережила это с ним, то я тебе уж точно не причиню вреда, поверь мне.

Он осторожно коснулся пальцами её руки – изумление, любопытство, лёгкий испуг… Ничего, что стало бы серьёзным препятствием. Тогда его пальцы уверенно оплели её птеру, и их запястья соприкоснулись. Она задохнулась от наслаждения. Ток энергии пульсировал под его пальцами, бился на его руках, смешивался с ней.

– Лукавая, я и не подозревал, что всё время дружбы со мной ты хотела меня попробовать.

Его голос щекотал внутри её сознания, вкрадываясь в голос её собственных мыслей.

– Мне было любопытно, как изнутри ощущается самый массовый убийца в истории…

– Ну и как?

– Потрясающе, Мёрэйн…

Вот их энергии слились, перемешались. Он окончательно вошёл в её сознание, и они стали одним целым.

Госпожа Имааро видела небывалый по яркости и красоте сон.

Это был мир, которого она, дитя Тени, никогда не знала – море, озарённое лучами солнца… Белоснежные паруса на горизонте… Ярко-голубое небо и морские волны – нежные, ласкающие, словно гладящие её изнутри. Вот огромная свежая волна поднялась, накрывая её, и очень хотелось броситься в неё с головой, утонуть в ней, раствориться и ни о чём не думать…

– Ты не помнишь об этой встрече.

Слово прозвучало в самой сердцевине души Имааро. Так глубоко в той сложной структуре индивидуальных информационных полей, которую человеческая наука называет словом «подсознание», что активное мышление женщины не зафиксировало эту мысль. А через несколько мгновений она попросту забыла о том, что подумала её.

Мёрэйн отпустил её руку.

– Спи, Ими, – тихо шепнул он.

Тело моронки, лежащее на ложе алькова, сладко улыбнулось во сне.