Читать книгу Бремя Милосердия - Марк Астин - Страница 17

Первое утро в рядах патриотической Кагны было полно сюрпризов для Тэйсе.

Накануне он перетащил в лагерь новых знакомых свою палатку – и сразу столкнулся с порядками, принятыми в Кагне.

– В этой палатке будет спать Обрыга с Вакшей, – объявил халок (каган исчез, когда слёт реконструкторов разъезжался). – Ты будешь спать с Гагжей и Большим Жёлудем.

– Обрыга недавно взял себе Вакшу, – объяснил ему Гагжа. – Но у него нет отдельной палатки. А те, у кого есть женщины, должны иметь отдельную палатку. Не годится срамными делами заниматься на виду у всех, как это делают ламбиты.

– Да, но… – Тэйсе такой поворот событий привёл в замешательство. – Но это же моя палатка…

– Но ты же теперь в Кагне, – пожал плечами Гагжа. – А для Кагны важно, чтобы рождались дети. Так халок говорит.

Тэйсе вспомнил, что теперь он под началом халока. Очевидно, здесь не принято оспаривать его решения…

– То есть, мы теперь будем ночевать вместе в одной палатке? – Растерянно произнёс он. Он никогда раньше не спал с кем-то рядом, и теперь такая перспектива его очень смутила. К его окончательному ужасу, Гагжа ещё и оскорбился: нахмурился и замахал руками.

– Даже не думай! – воскликнул он, – здесь у нас и в помине не бывает этой заморской дряни! Мы не ламбиты-выродки, чтобы заниматься подобным! Да как ты подумать мог!..

Тут до Тэйсе дошло, как Гагжа понял его колебания, и он покраснел как рак.

– Да нет, что ты, я не подумал ни о чём таком, – запинаясь, проговорил он. – Просто как-то непривычно…

– А по-моему, это весело, – воодушевлённо заявил Большой Жёлудь. – Можно болтать перед сном, играть в кости… Конечно, так, чтобы никто не слышал… И теплей к тому ж, чем спать в одиночку. Это так здорово, что халок решил поселить нас вместе!

В палатке, которую до того занимали двое ребят, втроём они уместились еле-еле, и на утро у Тэйсе из-за лежания в одной позе болели все кости. Зато, как и обещал Большой Жёлудь, было куда теплее, а перед сном они долго болтали шёпотом. Тэйсе нравились новые приятели, к тому же, они были близки ему по возрасту.

Было темно и, по ощущениям, очень рано, когда раздался свисток халока. Тэйсе получил пинка под рёбра.

– Подъём, – прошептал Большой Жёлудь. – Скорее вставай, нельзя опаздывать!

Тэйсе, продирая глаза, вылез из палатки – благо, спал одетым.

Над пустым заснеженным полигоном и далёкой стеной леса опускалась к западу звезда Иллантаро. Выше пылало ночное небо – высвеченное туманностями, усеянное сверкающей россыпью звёзд. Ярче всех горели тяжёлыми пульсирующими шарами звёзды Ледяного Дракона. Тэйсе невольно вспомнил любимую книжку: «Я помню мир, погружённый во мрак, – писал Тони Виспер. – На Земле звёзды светят тускло. Их светом не согреться, при их свете не найти пути…»

«Я прямо как герои его книг», – подумал Тэйсе. Он был один среди, если так разобраться, совсем незнакомых ему людей, он был вне закона, у него не было дома и он совершенно не представлял, что делать дальше. Ему было вовсе не до красот природы.

Правда, по крайней мере один из пунктов очень скоро выбыл из списка его проблем: с той минуты, когда халок на перекличке назвал имя Гром, вопрос «что делать дальше» перестал быть его заботой.

– Апажа, Гагжа, Гром – на заготовку топлива, – распорядился халок. Парни отсалютовали и покинули строй без вопросов, едва услышав свои имена. Тэйсе пошёл с ними. Он стал было гадать, как же отряд достаёт гори-камень здесь, в лесах, да ещё зимой? Его скудные познания в этом вопросе подсказывали, что в этих краях нет ни одного месторождения: почти весь гори-камень в Эрендере добывался в Южном Пределе – разумеется, до тех пор, пока не было открыто Меа и не создали фиброновые установки, вырабатывающие тепло и свет за счёт энергии солнца и звёзд.

Конечно, давно уже разработаны синтетические аналоги гори-камня, и их иногда используют – например, в каминах, но патриотам, живущим в лесах, недоступны современные технологии, с помощью которых можно вырабатывать подобное…

Все его вопросы развеялись, когда Гагжа достал из сумки здоровую двуручную пилу и два топора. Заточенные до блеска зубья и лезвия выглядели страшно. Гагжа сунул ему в руки один из колунов.

– Идём, – бросил парень. – У нас много работы.

– Мы… Мы будем рубить мёртвые деревья? – Спросил Тэйсе. Он вспомнил о вчерашнем костре и о бревне, которое кололи на полешки двое патриотов. Вчера он подумал, что бревно было из валежника – порой так разводят костры в лесу, где нет в распоряжении других видов топлива. Но теперь он был не уверен в том, что то дерево изначально было сухим.

Тэйсе в смятении сжимал рукоятку топора. Внутренний голос кричал ему, что нужно бежать от этих людей немедленно. Во что он ввязался?!.. Они преступники… Убийцы. Они ни во что не ставят ни закон, ни мораль, ни добро…

Пока эти мысли неслись в голове, ноги спешили вслед за старшими парнями по размокшему снегу полигона, к лесу. Колун был тяжёлый, и Тэйсе уже запыхался – ещё работать не начав.

– Вот это, – бросил Апажа, деловито оглядывая высокую древнюю сосну. – А ну, не зеваем! Взялись!

Гагжа схватился за вторую ручку пилы. Зубья пилы вгрызлись в ствол, и высокие ветви затрепетали.

Тэйсе замер, в ужасе глядя, как железо входит в тело дерева. Ствол стонал – жутко, тревожно. У Тэйсе перехватило дыхание. Ему казалось, он слышит безмолвный крик боли.

– Ты ещё заплачь, – послышался язвительный голос Апажи. – Я-то думал: зачем нам его халок в помощь отрядил, теперь понятно: у нас плакальщика не хватало.

Тэйсе спохватился, пытаясь принять безучастный вид, не зная, куда деться. Ему хотелось кричать: «Остановитесь! Что же вы делаете?!», но он стоял и смотрел, не издавая ни звука, и страдая оттого, что теперь эти парни считают его придурком.

– Только не говори, что тебе на самом деле очень жалко это дерево, ладно? – Продолжал Апажа. – А то, может быть, из уважения к деревьям ты предпочитаешь замёрзнуть насмерть? И, может быть, ты любишь есть сырую рыбу?

Тэйсе потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать смысл сказанного. Он выронил топор, и тот грохнулся в снег.

– Чт-т-то? – Вырвалось у него. – Ты хочешь сказать…

И тут Апажа, бросив пилу, расхохотался. Его склонное к красноте лицо разрумянилось, он бил себя по коленям и прыгал в снегу.

– Ой, я не могу! А ты думал, у халока в кустах тут нанолаборатория, что ли? Сегодня выращиваем первоклассный рыбный суррогат! А завтра – белок со вкусом оленины! А вчера мы ели превосходный образец синтезированной дикой утки!

Гагжа присоединился к старшему другу, прыснув со смеху и утирая пот рукавом.

Тэйсе было не до них: он давился тошнотой, вспоминая вчерашнюю похлёбку. Он всю жизнь прожил в городе и настолько привык к тому, что еду заказывают, синхронизировавшись с полем меморесторана, и её приносит курьер… Ресторанная служба обрабатывает заказ, забрав необходимые блюда на пищепроизводственной базе, где готовят еду. А продукты на базу поставляются из нанолабораторий, где выращиваются тушки – бездушные аналоги плоти живых существ. Из истории Тэйсе знал, что когда-то люди ели мясо убитых животных, но никогда не задумывался – как это, когда твоё насыщение стоит кому-то жизни.

Он с ужасом понял, что его сейчас вырвет.

– На самом деле, это не смешно, – раздался голос у него за спиной, и Гагжа с Апажей умолкли как по команде.

Тэйсе обернулся: позади стоял халок.

– Это не смешно, – повторил вождь патриотов. – Это печально и страшно – что человек настолько извратил свою природу, что ныне испытывает ужас и отвращение к вещам, которые естественны. Гром, – обратился он к Тэйсе, и тот почувствовал себя странно: ему было неудобно и в то же время приятно, что такой большой, строгий человек относится к нему с вниманием. – Гром, ты не должен тревожиться из-за своей слабости. Не ты виноват в том, что тебя приучили есть суррогаты и жить суррогатной жизнью. У нас в отряде ты узнаешь, что такое настоящая жизнь! Что такое жизнь без придуманных ограничений, без ханжеской морали, без извращённых, рафинированных замен всему тому, что естественно. Подумай, – мужчина наклонился к Тэйсе и заглянул ему в глаза, – разве волк совершает преступление, задирая оленя? Разве медведь предпочтёт умереть с голоду, думая о том, что испытывает рыба, когда её вытягивают из реки? Человек – такое же животное, как и они. Мы ничем не отличаемся от зверей. Разве только силой своей воли, которая много выше звериной, а потому даёт нам право распоряжаться теми, кто уступает нам по воле и силе интеллекта, и использовать их себе на благо. Это естественно, и что может быть естественнее? Медведь сжирает рыбу, потому что он сильнее. Волк – хищник – превосходит оленя – трусливое создание. Человек же превосходит их всех – и все они должны служить человеку. Таков закон природы. Те, кто говорил тебе иное, пытаются извратить этот закон. Скоро ты прозреешь и поймёшь, насколько это кощунственно. На. Возьми.

Халок наклонился, поднял из снега топор и вложил рукоять в руку Тэйсе. Подвёл его к спилу.

– Не бойся. У тебя есть полное право делать это.

И отошёл. Тэйсе смотрел на спил, глубоко въевшийся в ствол дерева. Затылком он ощущал взгляды Гагжи, Апажи и халока.

Вспомнился вчерашний разговор с Большим Жёлудем. Так ли уж преступно убивать, чтобы прокормить себя, если нет другого выхода? Вот, у Жёлудя, например, другого выхода не было. Да и у халока с его отрядом – есть ли? А у него? Разве он теперь не оказался тоже изгоем? Случай поставил его в такие условия… Разве теперь есть выбор?..

Он закрыл глаза и со всего размаху ударил по стволу. Топор вошёл в спил и вгрызся в сердцевину. Ствол вековой сосны подался, дёрнулся – и дерево стало заваливаться…

После отъезда реконструкторов руины старинного ангара выглядели особенно огромными и зловещими. Сквозь полуразрушенную крышу виднелось низкое небо, в проём отсутствующей стены – опустевший полигон, за ним – тёмная стена леса. Белое и зелёное. И серое. Серое – это небо…

Сидя на своём вещмешке и обводя взглядом этот унылый пейзаж, Тэйсе осознал, что романтика походной жизни в рядах борцов за «Национальное Возрождение» уже не вдохновляет так, как вчера. Было холодно: костёр не горел, одежда отсырела. Было голодно: обед ещё и не начинали готовить. Тело разламывалось от усталости, ладони были сбиты в кровь. Кожа под одеждой чесалась, он чувствовал себя грязным настолько, как если бы не принимал душ несколько месяцев. Единственным решением этого вопроса была прорубь на реке неподалёку, но при мысли о ледяной воде бросало в дрожь.

– Гром! Вот ты где! – Окликнул его Большой Жёлудь. – Я тебя всюду ищу. Гляди, что принёс.

Тэйсе, в животе которого урчало, понадеялся, было, на что-нибудь съестное, но в руках у мальчишки оказалась папка с листами бумаги. Они были исписаны мелким, ровным почерком.

– Вот книга кагана, – сказал Большой Жёлудь. – Я с самого оригинала переписывал!

Тэйсе осторожно взял папку, прикинув её стоимость и мысленно присвистнув. Около сотни листов настоящей бумаги! Сделанной из древесины!.. Ничего себе. Это – целое состояние.

– Ну и ну, – сказал он наконец. – Рукопись! На бумаге!

– Конечно, – в голосе кашевара слышалась гордость. – Настоящая книга! Не то, что эта ерунда – мемокниги, которые публикуют в ТРИПе издательские порталы. Ничего, халок говорит, что скоро мы вернём былые времена, и все будут читать настоящие книги. Так и говорит: «глядите, сколько деревьев пропадает зря! Сколько бумаги можно было бы сделать!» Мы будем свои книги печатать, и нам не нужны будут никакие порталы имперцев.

– А что, нормального издания книги нет? – Спросил Тэйсе.

– Нету, – вздохнул кашевар. – Врагов у нас много, брат. Враги, они не дают нам пробиться.

– В смысле? Запретили, что ли, книгу издавать?! – Тэйсе изумился: вообще-то в Империи не могли запретить издание какой-либо литературы: запрет на выражение своего мнения был бы прямым нарушением принципа СЛС. А соблюдение принципа СЛС было главенствующим пунктом Декларации…

– Да нет, – досадливо махнул рукой Большой Жёлудь. – Запрещать-то они не запрещают… А вот издатели, эти подпевалы ламбитов, Чужих и прочих наших врагов, не хотят публиковать. Говорят – никто это не будет читать, на это нет спроса, поэтому мы не возьмёмся. Понимаешь? Смекаешь, как всё схвачено? Им выгодно пудрить людям мозги. Они не пропустят неугодную им литературу. Под предлогом того, что это не интересно людям в современном мире.

– Но в ТРИПе же можно выложить книгу на личном ресурсе, – пожал плечами Тэйсе.

– Конечно, можно, – уныло согласился Большой Жёлудь. – Но только кто посещает личные ресурсы? Кто о них вообще знает? Единицы! У нас, правда, есть друзья в Шаржане. Есть даже те, кто готов всерьёз поддержать кагана.

«Нацвозы!» – привычно подумал Тэйсе и тут же оборвал сам себя: «То есть, патриоты».

– Конечно, они работают над пропагандой, – продолжал кашевар. – Но их не очень-то слушают. Народ у нас зомбированный властью и правительством. Ладно. Ты читай. А то скоро ребята с охоты вернутся – начнётся тренировка.

– Тренировка?! – Тэйсе чувствовал себя так, что не был уверен в своей способности подняться сейчас на ноги.

– Конечно, – жизнерадостно кивнул Большой Жёлудь. – Потом обед, а после обеда ещё много работы: мы сворачиваем лагерь.

Несмотря ни на что, тренировка вызвала у Тэйсе бурю восторга. Заниматься под началом старших ребят было приятно: они не насмешничали, не принижали, наоборот, стремились ободрить и поддержать новичка. После тренировки Тэйсе принялся помогать кашевару с обедом.

– Большой Жёлудь, а почему ты – Большой Жёлудь? – Спросил он, мешая похлёбку.

– Да так… Сначала хотели назвать Маленьким Жёлудем, потому что я младше всех. Но Обрыга сказал, что это не звучит… Вот и прозвали Большим.

– А почему Жёлудь-то?

– А потому что я умею варить отличную похлёбку из желудей. Кстати, попробуй – солона ли.

– Так ведь зима же, – брякнул Тэйсе, поднося черпак ко рту.

Большой Жёлудь расхохотался.

– Не. Эта – из рыбы и овощных консервов. Ничего историчного, но всё же еда. Попробуешь похлёбку-то?

Тэйсе зажмурился, вдыхая запах варёной рыбы. Аппетит, нагулянный целым днём физических нагрузок на свежем воздухе, дал о себе знать: у него потекли слюнки. Он сунул ложку в рот, и зубы вонзились в разваренную мякоть. На один миг ярко, отчётливо в воображении предстал образ – вот он так же вонзает зубы в человеческое тело, а на него смотрит человечье лицо – знакомое, внимательное… Он почувствовал, было, позыв к рвоте, но голод оказался сильнее. В следующий миг всё прошло.

Рыба была свежая, утром из проруби, и было вкусно.