Читать книгу Бремя Милосердия - Марк Астин - Страница 24

Ярко-фиолетовая трава влажно поблёскивает в тревожном, предсумеречном свете. Дорожка, вьющаяся между коренастыми деревьями, поднимается в гору. Узкие, резные листья деревьев – лиловые и багряные – слегка трепещут на холодном ветру. Вдалеке, там, куда, петляя среди пейзажа, взбирается дорожка, высится ашрам: белокаменная стена обители проглядывает сквозь багрянец листвы, над деревьями, взбирающимися по склону, уходят в далёкое небо тонкие башни. Самая высокая из них – Белая Игла, центральная башня святилища – царит высоко в небесах, едва видимая в дрожащей дымке. Вюду лежит иней: эта зима выдалась необычайно холодной на Вершине Мира, в Астаэвере. Теперь, накануне Долгой Ночи, ударили морозы, и лиловые листья серебрятся.

По дорожке, между фиолетово-багряных деревьев, идут двое.

Один – высокий, статный господин в чёрной сутане, с длинными, разбросанными по плечам белыми волосами. Его мраморно-бледное лицо, абсолютно неопределённого возраста, имеет тонкие, чеканные черты, доведённые до совершенства: оно нечеловечески, безупречно красиво. Голубые глаза с льдистым оттенком смотрят холодно, ясно и безмятежно. На груди его на длинной цепи сверкает орден – серебряная восьмиконечная звезда. На тонком пальце прижатой к груди руки, выглядывающей из безупречно ровных складок белоснежного старомодного манжета – перстень, в перстне – крупный чёрный обсидиан с отливом.

Его спутник на вид немолод – но не старик. Не так высок ростом, но шире в плечах. В чёрном костюме-тройке, руки в бархатных перчатках. Его внешность, в целом, куда менее экстравагантна, чем внешность господина в сутане. И только если приглядеться повнимательней, можно было бы заметить, что его ноги не приминают травы, кое-где лиловеющей на дороге, от его шагов не шелохнётся гравий. А ещё – то обстоятельство, что свет полыхающей закатной зари не создаёт ни малейшей тени за его спиной.

– Мой дорогой друг, брат и магистр, это полный провал! – Господин в костюме эксцентрично махнул полупрозрачной рукой. С ближнего дерева без ветра сорвался фиолетовый лист, красиво кружась, пролетел сквозь него и лёг позади на тропинку. – Твердолобые, склонные к саморазрушению, слепые, немые, бесчувственные, но хуже – глухие создания, которые…

– Ну-ну. Полегче, брат. Не помню, когда в последний раз вы были довольны людьми.

– До такой степени их безумие ещё не доходило… В этой антаве, – уточнил господин в костюме. – О необходимости информационного просвещения людей на общегосударственном уровне я говорил ещё давно, ещё предшественникам нынешних власть предержащих – с тех самых пор, когда человеческое общество заслужило честь называться информационным. Меня не слушали. Предшествующие поколения называли разговоры об информационной физике ненаучными. Но теперь! Нынешний министр сохранения мира прекрасно владеет темой. Я полагал – наивно, брат мой, наивно! – что ситуация с рефлектором заставит его наконец осознать необходимость ликвидации информационной безграмотности в обществе. И что же? Вместо этого он нашёл другое решение проблемы. Не новое, зато проверенное на эффективность всеми тоталитарными предшественниками. Цензура! Ограничение на информацию! Гениально.

– Возможно, это и сможет сдержать Ветер Меа… На какое-то время.

– Но взамен породит другой. Информационный процесс нельзя сдержать, невозможно ограничить, не получится игнорировать. Запрет на информацию, уничтожение носителей, притеснение последователей только сделает её более желанной – и её гравитация возрастёт.

– Вы бы лучше объяснили это тем, кто ныне стоит у власти, а не мне. Я-то хорошо знаю всё то, о чём вы говорите.

– Я объяснил. Вернее, пытался это сделать. Но у сэра Ронноу свой проект построения общества будущего. Уже многие годы он вынашивает план введения илипинговой программы на государственном уровне. Да и не он один. Разумеется, с благой целью – оградить сознание наших граждан, и особенно детей, с их несформированным мировоззрением и системой ценностей, от вредоносной информации. Наши политики думают: прекрасное решение проблемы информационной экологии – всё скверное, деструктивное, страшное – запечатывать, прятать под грифы «18 +», а лучше – и вовсе вымарать, по возможности, из информационного поля Империи. Зато повсеместно заменять программным позитивом – книгами, фильмами и прочим контентом, несущим ценности добра и просветления.

– Этого следовало ожидать, – задумчиво сказал беловолосый господин в сутане.

– Ну разумеется! Если видишь простой способ сделать весь мир счастливым – надо это сделать. Вот логика безумцев всех эпох. Ещё ни один не задумался над тем, что если видишь простой способ осчастливить человечество, то что-то не в порядке, не логично, не сходится – а значит, лучше держаться от этого подальше!

– Вы донесли эту мысль до нашего новоявленного мессии?

– Я попытался. Однако, видите ли, в чём проблема. Наш многоуважаемый министр сохранения мира уверен, что если бы всё было так серьёзно – я бы не разговаривал. Он ожидает, что в случае крайней нужды я приму волевое решение и сам лично спасу мир, войдя в его мозги и приказав ему именно то, что необходимо сделать. Вам ясно, чего от меня ждут? Ведь если я не взял его волю силой и силой не сделал как надо – стало быть, можно продолжать в том же духе. Вот она, классическая человеческая логика. Они надеются, что великое Добро придёт и спасёт их – пусть и против их собственной воли. А они будут только ужасаться, восхищаться и изумляться.

– Ну а вы? – Господин в сутане едва уловимо, скользяще улыбнулся. – Что же будете делать в случае крайней нужды вы, дорогой мой Ашшими?

– Я просто надеюсь, что до крайностей не дойдёт, – проворчал господин в костюме, и его карие глаза резко блеснули. – Возможно, кое-кто не понимает того, что Орден не может применять ментальное насилие, пусть и во благо. Но я не безумец. Остаётся наблюдать, как они губят сами себя неверными решениями. Что ж. В этом – наше проклятье.

Господин в сутане задумчиво потёр длинным пальцем камень на перстне.

– И что вы обо всём этом думаете, мой дорогой друг, брат и магистр? – Спросил человек в костюме.

– Думаю, что нам придётся действовать своими силами. Но разве когда-нибудь бывало иначе?

***

Этим вечером в ашраме Ордена на Вершине Мира не смолкали хоралы служения. Сегодня мир людей прощался с солнцем, погружаясь в долгую Ночь Скорби. Здесь, над Астаэвером, оно не заходит никогда – кроме одного-единственного раза в году. Вот этого. Дня перед Долгой Ночью – временем молитвы и поста.

Одинокая фигура в чёрной сутане застыла на самом верху Белой Иглы – самой высокой, тонкой башни Обители. Залом Тысячи Ветров называлась открытая маленькая восьмиугольная площадка с выложенной на чёрно-белом полу восьмиконечной звездой.

Внизу расстилалось море – багровое от закатного света. Погода стремительно менялась: на горизонт наползала дымка, в воздухе сверкала снежная пыль. Чётко очерченный диск низкого солнца сиял сквозь неё. Ультрамариновое небо над головой сверкало звёздами. И ярче всех, огромней всех, затмевая собою свет всех остальных, горел Йат – раскинувший на полнеба холодные крылья Ледяной Дракон.

Человек в сутане пристально глядел на опускающееся в море солнце. Наконец последняя сияющая точка угасла, и тут же ударил студёный ветер. Снежинки запорошили белокурые волосы, небо стремительно темнело…

Человек в сутане задумчиво потёр чёрный камень на перстне, затем сказал в воздух, не повышая голоса:

– Леди Эрмина.

В тот же миг из воздуха над площадкой возник образ молодой дамы.

С безупречными чертами лица, чистыми голубыми глазами небесного оттенка и тёмными волосами, эта женщина показалась бы любому скорее похожей на богиню, чем на земное существо. Меарийская бледность придавала тонкому профилю и плечам сходство с мраморной статуей. Эту бледность оттеняло чёрное кружево лёгкой вуали и длинных перчаток. Пышное платье и шляпка леди были черны и наводили бы мысли о трауре, если бы не пушистое белое перо, спадающее на поля. Изящно склонив голову, она присела в реверансе, каким могли бы похвастаться немногие фрейлины императрицы. Но ни одна из них не могла бы похвастаться таким украшением, что сияло в глубоком декольте леди Эрмины. Меж двух пышных округлостей её полуобнажённой, поднятой корсетом груди лучилась серебром Седьмая Звезда Ордена – Звезда Иллери.

– Вы звали меня, мой возлюбленный брат, друг и магистр?

Господин в сутане едва уловимо кивнул.

– Приветствую, любезная сестра.

Наклонив голову, дама выжидающе молчала.

– Сестра Эрмина, нам необходима ваша помощь, – сказал магистр Ордена, помолчав. – Это по вашей части.

– Я счастлива служить Ордену, мессир, – дама вновь склонила головку, красиво изогнув шею.

– Рефлекторная игра, называется «Инферно», – отрешённо ровным голосом произнёс магистр. – Шестьдесят копий хранятся у шестидесяти людей, обладающих шестьюдесятью ключами. Необходимо, чтобы вы коснулись каждого из этих шестидесяти и считали пароли от их устройств.

– Но, мессир… – Леди Эрмина замялась и щёки её залились серебряной краской. – Это уже очень близко подходит к… Ммм… Превышению полномочий.

– Надо полагать, мне это известно, Мина, – магистр поглядел на неё холодно. – Но ты же будешь очень осторожна, вспомнишь всё, чему я учил тебя, и не подведёшь меня, не правда ли?

Его взгляд – скользящий, будто бы рассеянный и одновременно пристальный – встретился с её взглядом – чуть более человеческим. Тонкий лёд тронул голубизну утреннего неба.

– Да, мой магистр, – сказала леди Эрмина вслух. Её нежная улыбка не вязалась с официальной сухостью фразы. Она была очень молода, и за свои полтораста лет ещё не смогла окончательно приноровиться общаться одновременно на внешней речи – соблюдая подобающий ей церемониал – и на внутренней, позволяющей выразить свои подлинные чувства к собеседнику вне стилей и ритуалов. Выражение лица магистра, впрочем, не изменилось.

– Поторопитесь, миледи, – произнёс он. – У нас мало времени.

– Я справлюсь.

– Не сомневаюсь. Серебром вам путь, – тонкая рука взметнулась в благословляющем жесте, и свет ослепительно блеснул в отливе чёрного камня на перстне. – И, да. Вы сегодня обворожительны, милая сестра.