Читать книгу Тайна графа Одерли - - Страница 11

– Абигейл расскажет тебе, что к чему. Неси службу достойно и постарайся на этот раз запомнить направление, куда идти. – Последний комментарий камеристка процедила сквозь зубы, явно намекая на недовольство моим отсутствием в церкви. Благо, она была слишком занята все сегодняшнее утро, чтобы меня вычитывать, а потому сразу же отправила в северное крыло вместе с другой девушкой. Правда, не забыла и упомянуть, что позже снабдит меня дополнительной работой, чтобы «вся дурь из головы выветрилась».

Пышногрудая Абигейл с шоколадными глазами выглядела скучающей и уже уставшей, не смотря на раннее утро. Это заставило меня отложить расспросы до того момента, как она будет сговорчивее, да и самой мне совсем не хотелось разговаривать. Меня гложил страх.

Что теперь граф думает обо мне? И кто была та девушка рядом с ним в церкви? Как поживает Джек после нанесения мази? Удалось ли спрятать котят? О, Фортуна, помоги мне не сойти с ума, выведи из хитросплетения вопросов к оплоту ясности и известности!

В безмолвии мы шагали по северному крылу – гораздо более теплому, нежели остальные помещения поместья. Коридоры, гостевые залы и столовая комната были начищены до блеска – мой придирчивый глаз не уловил ни одной пылинки, витающей в воздухе, ни одного пятнышка на полу, покрытом ковром. И северное крыло было гораздо… скромнее. Барочные ниши в стенах, предназначенные для цветов, пустовали, не было здесь золоченых ваз или фарфоровых статуэток, портретов в серебряных рамах, парчовых портьер. Мебель красного дерева напоминала посетителям о баснословном богатстве графа, как и мраморные колонны или золотые люстры, но в основном крыло оставляло впечатление…

– Пусто. – Вдруг сказала Абигейл, туже завязывая чепец на темных волосах. – Я знаю. Сама удивилась, когда в первый раз увидела комнаты господина.

– Да, я… Я ожидала совсем другого.

– А я о чем. Обил бы подушки шелком, или камин позолотил, да стол какой поставил. – Она обвела придирчивым взглядом гостиную залу и вздохнула. – Если деньги есть, чего не пользоваться?

Отличный вопрос, Абигейл.

– Хотя, нет худа без добра, нам же от этого проще – меньше пыли тереть, с нас и этого хватит. – Я кивнула словам девушки, которая все больше располагала меня к себе.

– Эта зала на тебе, я занимаюсь столовой, малым кабинетом и еще двумя комнатами. Тебе остается большой кабинет, эта зала и покои. Пойдем, покажу.

Девушка провела меня по комнатам, каждая из которых была больше предыдущей, а я лишь могла разглядывать их во все глаза с нескрываемым трепетом. Никогда не видела такой роскоши. Даже в Лондоне. Что если бы отец не проигрался, что если бы нашел поддержки у единомышленников из партии Тори? Мы могли бы жить хотя бы в половину также богато, как жестокий граф?…

– Утренний чай господину подают в половине восьмого, в это время убираешь покои. – Отвлекла меня Абигейл. Я кивнула. – После граф отправляется на утреннюю прогулку, и к его возвращению нужно подготовить кабинет. – От этого слова все внутри вытянулось в струнку. Кабинет. Могу только представить, сколько полезного делу там хранится! Вдруг и сведения об убийцах смогу раздобыть?

– Как долго длится прогулка?

– Если берет лошадь, то не менее часа. Если не берет, то с полчаса. – Пожала плечами девушка. – Да ты не переживай, в кабинете работы не много. Его светлость строго настрого запрещает приближаться к столу, а больше там особо делать нечего, точно успеешь. Ах, да. – Она вздохнула, припоминая наши обязанности. – Сегодня там нужно снять портьеры, отправить прачкам, не забудь. Лестницу найдешь в кладовой.

Я вновь кивнула. Запрещает приближаться к столу?

– За обедом прислуживать не надо, этим занимаемся мы с Джейн. А вот чай господин просит подавать в кабинете, или, что реже, в зеленой гостиной, помнишь, проходили?

– Да, конечно.

– Славно. Этим уже будешь заниматься ты. Чай готовим в столовой, заберешь оттуда. Что еще… – Она осмотрела пустой коридор, ища, за что бы зацепиться взглядом. – Граф редко ужинает в поместье, возвращается поздно, и любит, чтобы в покоях было свежо, поэтому открывай там окна, как он будет отправляться на прогулки.

– Я думала, его светлость больше любит тепло. – Не удержалась от колкости я. Абигейл, к счастью, довольно прыснула.

– Это да, бывает здесь жарче, чем в суповом котле. Но на ночь холод любит, да и сады у него под покоями – пахнет приятно.

Слева от нас раздались шаги. Все внутри меня вторило им, трепеща.

– Господин проснулся. Я побежала в столовую, а ты забери все необходимое из кладовой и возвращайся. Утренний туалет не занимает много времени.

С этими словами девушка удалилась прямо к столовой, а я, как можно тише, побежала в другую сторону, подальше от покоев графа.

Сердце колотилось в горле от мысли, что я буду вхожа в его покои. Увижу его ложе, буду менять простыни, и… Нет! Я отдернула саму себя и уже занесла руку, чтобы ущипнуть, но сдержалась. Мурашки прокатились волной от затылка до самых пят. Никаких страхов. Думаю только о деле.

Бравада моя, увы, длилась совсем недолго – стоило вернуться в северное крыло со всем необходимым и убедиться, что жестокий граф покинул покои, я все равно замерла перед ними в нерешительности. Чего медлишь, Луиза? Это твоя работа. Делай ее хорошо, и, быть может, узнаешь, что за люди работают на графа и как с ними связаться!

Кивнув самой себе, я расхрабрилась и отворила позолоченную дверь.

– Ох… – Выдохнула я свое изумление, не в силах его сдержать. – Вот это да…

Роскошь и богатство сочились из каждого уголка. Спальня была выполнена в белых цветах, и первые лучи осеннего солнца блестели на позолоченных узорах расшитого балдахина. Я почувствовала себя крошечной в огромном, полу-пустом пространстве комнаты, и только звук оживления, доносящийся из столовой, заставил меня сбросить оцепенение и приступить к своим обязанностям.

Пальцы скользили по расшитым золотыми нитями шелку. Какое же яркое ощущение, особенно после жесткого сукна и колючей шерсти. Я на миг прикрыла глаза, поглаживая мягкие простыни. Даже в прошлой жизни у меня не было таких. Но нужно трудиться, чтобы подобные были в будущем.

С этими мыслями я продолжила убирать покои, не переставая восхищаться их великолепием. Не побоялась и в платяной шкаф заглянуть, где ровным рядом висели камзолы, кафтаны, рубашки господина. Все было окутано ароматом его светлости – терпкий запах жасминового чая и хвои. Ловкие пальцы пробежались по карманам, но, не обнаружив там ничего интересного, вернулись к чистке остальных предметов мебели. Напоследок я осмотрела светлую, большую комнату придирчивым взглядом, и, довольная своей работой, направилась в кладовую.

Столовая уже пустовала, а значит, граф отправился на прогулку и самое время заняться кабинетом. Едва удерживая в руках ведро с чистящим раствором, тряпку, и небольшую деревянную стремянку, я локтем отворила нужную дверь и с трудом протиснулась внутрь. Своевольный раствор, перелившийся через край ведра, брызнул на пол, чем очень меня разозлил.

– Проклятье! – Прошипела я, бросив все свои приспособления. Хорошо, что здесь нет ковров, иначе бы и пятно могло остаться…

– Смелые слова для столь набожной особы.

Низкий голос завибрировал в груди и пустил волну мурашек по спине. Только не это… Я осторожно подняла взгляд, больше всего надеясь, что мне почудилось. Что разум помутился последними событиями, и теперь голос господина мне лишь мерещится. Но надежды были неоправданны. Из-за большого стола на меня смотрели обсидиановые глаза. Такие черные, что, кажется, сам свет тонул в их глубине.

Я поспешно села в поклоне, и, не поднимая головы, пропищала:

– Простите, ваша светлость.

Тут же подхватив оба ведра, я уж дернулась к стремянке, чтобы мигом выбежать за дверь, но мягкий голос вновь обдал меня волной жара.

– Останься. Ты мне ничуть не помешаешь.

– Нет! – Резко ответила я, не подумав, лишь повинуясь страху. А только затем прикусила язык и опомнилась. – Простите, господин, не могу, не положено…

– О. А я наивно полагал, что я решаю, что здесь положено, а что нет. – Голос его утонул в усмешке. И почему он всегда насмехается надо мной?… – Продолжай работу, Джесс, ты меня не отвлекаешь.

Звук пишущего пера рассек воздух, и я поняла, что жестокий граф вернулся к своим делам. А я – нет. Еще с несколько секунд я стояла, растерянная, потупив глаза в пол, в нерешительности. Если камеристка узнает? Убьет. Но ведь его светлость сказал… Но и не его светлость дает плетей… А перечить воле господина?… Волнительная дрожь заколола кожу изнутри, когда я поняла, что выхода нет. Все еще боясь поднять глаза на графа, я опустилась на колени и решила начать с пятна, которое сама же и сделала.

Фортуна, какое унижение! Сделай так, чтобы он на меня не глядел, хватит с меня позора.

Не смотря на шелест бумаги и скрежет царапающего листы пера, я чувствовала себя под взглядом целой толпы. Движения мои от этого стали сбивчивыми, резкими, я несколько раз выуживала из ведра не ту тряпку, чтобы затем вернуть ее на место и взять другую. Щеки горели алым.

Соберись, Луиза, сделай дело и уходи! Уж больно высокого о себе мнения, раз думаешь, что господин тебя разглядывать станет. На что тут любоваться? И ведь верно… Хоть лицом я и была нежна, но наряды служанки тяжелого сукна да чепец съедали всю его прелесть. А округлой фигуры с высокой грудью у меня и в помине не было, а значит, и смотреть на меня незачем.

Перед глазами всплыло лицо матери, готовящий меня к первому дневному выходу в Лондонское общество. Прогулка по Сент-Джеймс парку, по ее плану, должна была привлечь к разорившимся баронессам внимание завидных женихов, а я же, хоть и была в предвкушении от возможных знакомств, страсть как желала увидеть пеликанов.

– Я читала, что эти птицы умеют нырять под воду, чтобы поймать себе рыбу! – С восторгом говорила я, теряя остатки воздуха. Леди мама, стоящая позади, со всей силы дернула на себя шнуровку корсета, да так, что я схватилась за изножье ложа.

– Ай! – Невольный крик вырвался вместе с последним выдохом.

– Терпи, Луиза Ле Клер, терпи! – В приказном тоне подбадривала меня леди мама. – Фигура у тебя не завидная, никаких форм. Худая, что охотничья псина, да еще и сутулишься вечно. – Широкая ладонь хлопнула меня спине, заставив выпрямиться. – Поэтому цени старания своей великодушной матери и выдохни-ка сильнее!

С этими словами она вложила всю свою страсть к тонким талиям в одно резкое движение, и я впервые лишилась чувств.

Как жаль, что все ее старания пошли крахом. – Подумала я, поднимаясь с пола. – Хотя нет. Ничуть не жаль. Пусть на мне простое платье из жесткого сукна, зато в нем я могу дышать свободно. Это мысль разразилась в голове шумным громом и блеснула молнией. Пусть на мне простое платье, зато в нем я… свободна?…

Внезапное озарение сверкнуло удивлением на моем лице, и я поспешно направилась к книжным полкам, не глядя на графа. Нужно обдумать эту мысль еще раз, прочувствовать это. Я не свободна, я служу своему господину, зарабатываю на жизнь шпионажем. Освобожусь я только вернувшись в высший свет – к моей семье, комфорту, к отдыху, чтению, танцам, к нашему маленькому саду, к конным прогулкам, и…

К своим обязанностям. – Рука с тряпкой замерла над полкой. – Я вернусь в высший свет со всеми его прелестями, но… и со всеми его ужасами, тоже? Меня выдадут замуж второй раз, в этом нет никаких сомнений. Да, с накоплений я смогу покрыть долги отца, но титул баронессы, к тому же вдовы, незавидный. Моего мнения не спросят, это ясно. А что меня ждет потом?…

– Мне кажется, книжный шкаф в достаточной степени чистый.

Бархатный голос обрушился на меня осенним ливнем. Я в миг отдернула руку от красного дерева, блестящего влагой в тусклых лучах осеннего солнца, и развернулась лицом к жестокому графу.

– Простите, господин. – Присела я в реверансе, не поднимая глаз.

– Не стоит. Я ценю усердие, но не когда оно перестает в остервенение. Всего должно быть в меру, не находишь?

«Всё есть яд, и ничто не лишено ядовитости; одна лишь доза делает яд незаметным» – подумала я. Но цитировать знаменитого алхимика, разумеется, не стала.

– Порой наши чаяния требуют бОльших усилий, господин.

– И какие же чаяния привели тебя вчера в церковь?

Я вскинула глаза на него, лишь чтобы заметить эту ядовитую ухмылку, и вновь опустила голову. Щеки мои залились краской.

– Глупость, милорд, сердечно прошу меня простить. Я лишь задержалась в поместье, от того искала дорогу сама, поскольку еще ее не знаю, и свернула не туда, и… – Поток глупых оправданий стеснял горло. – И заблудилась, а когда вышла к церкви, решила, что, должно быть, это она и есть. Прошу вас, простите. – Воздух в груди закончился.

Молчание жестокого графа длилось лишь пару секунд, но ощущалось тягучей вечностью.

– Полагаю, сам Господь привел тебя слушать настоятеля Павла. И что думаешь о его проповеди?

Он издевается надо мной! Такой спокойный, такой надменный, такой… Жестокий! Страх, распирающий грудь, окрашивался гневом, от того руки мои сжались в кулаки.

– Очень проникновенно, господин. – Я понятия не имела, о чем была проповедь. Я была слишком занята сохранением своего рассудка, и чтобы пол священной обители не разверзся от тяжести всех моих грехов. – Я счастлива, что через его слова удалось приблизиться к пониманию создателя.

Слуха моего коснулся довольный смешок.

– А почему же тогда сыплешь проклятьями из-за мелочей?

Напряжение отдалось в ладонях нестерпимой болью и я зажмурилась. Не от боли. От стыда. От страха. От собственной дурости, из-за которой жестокий граф – убийца и каратель, сейчас потешался надо мной. Поднять бы голову сейчас, посмотреть в его глаза эти, черные, бездонные – нет! Лучше не смотреть в них, не видеть, да поведать ему, над кем имеет честь насмехаться, чтобы это он стоял, глаза в пол потупив, чтобы он краснел, а не я, чтобы он страдал, а не я!

– Подними глаза, Джесс. – Я повиновалась и приказу его и своему порыву, врезавшись взглядом в неподвижную фигуру.

– Вычитывать тебя не буду, раз не по намерению дорогу спутала. Но проклятьями сыпать запрещаю, не только при мне, но и в моем отсутствии – с собой ли наедине, или с кем-то, вслух или в мыслях. – Он что, мне лекцию читать вздумал? Сам-то больно набожный, убийца? – Эти слова имеют огромную силу, и направлена она, в первую очередь, против пожелавшего высказать их. Не разрушай свою… – Он на миг запнулся, перестав быть каменным изваянием. – Добродетель. Особенно по таким мелочам, как случайное пятно на полу.

Закончив, он не отвел взгляда. Душа моя смялась в уродливый комок, а растерянные глаза не знали, позволено ли еще смотреть на него, или нет. Зачем снизошел до нравоучений прислуги? Выпороть бы приказал, да и все. Почему говоришь со мной? Смотришь на меня зачем? А я зачем в эти обсидиановые глаза смотрю?…

Между нами трещало мирное тиканье напольных часов. Тик-так. Тик-так. Из столовой доносились едва слышное звяканье серебра. Там, где до этого звучал его бархатный голос, было непривычно пусто, и эта пустота стягивала комнату, приближая меня к глупостям. Возможно, смотрю я не достаточно затравленно. Стою слишком прямо. Возможно, и злость он во мне разглядеть сумел, но я себя не выдам. Не раскрою. Научена быть покорной и услужливой, и раз усмирить свой нрав, промолчать да поблагодарить требуется – так тому и быть.

Сделав глубокий вдох, я присела в поклоне:

– Спасибо за ваши слова, господин. Ни при вас ни в мыслях подобной вольности не допущу.

Жестокий граф сделал вдох, будто намеревался сказать что-то еще, но, слава Фортуне, передумал, и взгляд его вернулся к разложенным на столе бумагам. К бумагам, которые я обязательно изучу при первой возможности.

С книжными шкафами было покончено, и я, прихватив стремянку, направилась к портьерам. Тяжелая ткань цвета изумрудов послушно легла мне в руки, когда я услышала, как милорд Одерли поднялся с места и подошел к книгам. Его запах жасминового чая обнял меня со спины. Прикрыв глаза лишь на миг, я впустила в грудь этот аромат с глубоким вздохом, как голова моя закружилась, и предательский скрип деревянной стремянки обрушился под моими ногами.