Читать книгу Тайна графа Одерли - - Страница 14

Не могу поверить, что мне удалось прочесть книгу. Да еще и странные символы из ящика камеристки вытащить.

Гравий под ногами сменился похрустывающим в такт шагам сеном. Для мягких туфель горничной было уже слишком холодно, но другой обувью я не располагала, да и в теплом поместье это было ни к чему.

Граф все еще не прибыл, камеристка прозябала в кладовых, а душка Абигейл сказала, что и не увидит, если я отлучусь на полчаса на конюшню. Надо будет купить ей ленты для волос в благодарность. Под чепцом девушка прятала гладкие, словно зеркало, и черные, словно смоль, локоны, поэтому, уверена, будет рада такому подарку. Так же, как я была рада улизнуть, прочесть книгу, и направиться к Джеку за разъяснениями.

Английский пот. На нескольких страницах, посвященных этой болезни, были сделаны подчеркивания, непонятные мне пометки, и даже загнут уголок. Нужно узнать, действительно ли граф болел несколько лет назад.

Радостное ржание коней в стойлах сопровождалось приглушенными разговорами мужчин, запахом сырой земли и навоза. Под заинтересованными взглядами незнакомцев я разыскала Джека в стойлах, расчесывающим гриву гнедой кобыле.

– Джесс. – Расплылся в улыбке он. – Так и знал, что ты придешь. Хозяин – за порог, Джесс – по своим делам, прав я?

Легко улыбнувшись в ответ, я протянула конюху два зеленых яблока, которые стащила с кухни.

– Одно для тебя, второе – для лошадки. Как ее зовут?

– Аванти.

– Какое странное имя…

– Хозяин давал, сказал, значит «скромная». Полностью подходит тебе, да? – Он похлопал молодую кобылу по боку, с благодарностью принимая яблоки. Лошадь с удовольствием отгрызла сразу половину, залив слюной его руки. Сладкий хруст наполнил стойло и я не смогла сдержать улыбку.

– Как ты, Джек? Как спина?

– Спасибо, уже гораздо лучше. – Лицо его расцвело, а смущенные глаза глядели на меня лишь украдкой. – Боль почти прошла, думаю, через пару дней смогу ездить. – С сердца вместе с выдохом упал камень, и я едва не протянула к нему руку.

– Я безмерно рада это слышать.

– Безмерно? – усмехнулся он. – От старой хозяйки понабралась?

– Э… да, черт бы этот говор побрал. – Замялась я, ошпарившись о свою ошибку. Ну и дура ты, Луиза! – А мазь, которую мы тебе носили, еще осталась?

– Конечно, с полбанки, а чего такое?

– Да тут… После стирки руки… хочу… в общем, надо руки намазать. – Отчего-то я залилась краской, а ладони сцепила за спиной в крепкий замок. Не хочу, чтобы он видел. Пытливый взгляд медовых глаз скользнул по моему лицу.

– Неужто у прачек была?

Я кивнула.

– О, Джесс… Мне жаль. – Я хихикнула, опустив голову. Какой он хороший.

– Тебе-то жалеть? Тебя вон, высекли, а ты мне сочувствуешь? – Смущенная улыбка не сходила с моего лица, пока Джек отвернулся к кобыле, борясь со смущением.

– Да что там, высечь – это ж не долго. А тебя наверняка туда на день отправили, уж знаю, как оно бывает…

– Со мной все в порядке, немного кожа потрескалась, только и всего.

– Конечно, мазь дам, да только не здесь она, а в доме нашем, глубже в лесу. Если подождешь с четверть часа, сбегаю, принесу.

– Ох, так надолго не могу задержаться. – Я прикусила губу изнутри. – Быть может вечером загляну, или ты ее с утра с собой прихватишь, или на обед принесешь?

– Конечно, Джесс. – Он медленно кивнул, так и оставив голову понурой. – Извини.

– Не извиняйся. Покажи мне лучше, как котята поживают? Приняли их лошади и люди?

– О, ты даже не представляешь! – Моментально переключился он. – Впервые видел, как старший наш, Бреймс, видала может, здоровенный такой мужик, слова «сладкий котеночек» произносит.

Не пытаясь сдержаться, я залилась звонким смехом, от которого малышка Аванти подняла уши. Могу только представить!

– Поэтому, все хорошо, не раскроем тебя с подругой, а коли кто вопросы задаст, скажем, что из лесу кошка прибежала окатиться, да и померла. Пошли, проведаем.

С легким сердцем и разливающимся внутри теплом я проследовала за Джеком к сараю, за дверью которого и устроились три спящих комочка.

– Как они выросли! – Восхищенно ахнула я.

– Конечно, это ж кошки. Неужто не было никогда? – Я отрицательно мотнула головой.

– У моей мамы была собака, но она…эм… убежала, когда я была еще маленькой. – О том, что крохотная болонка, привезенная из Франции, не убежала, а заработала несварение от курятины, лучше умолчать.

– Убежала? Бешеная чтоль была? – Я пожала плечами, понимая, что нужно менять тему. В поведении живности я ничего не смыслю.

Опустившись на колени перед куском мешковины, на которой отдыхали три комочка, я думала, как бы завести разговор. Одна сонная мордочка, очнувшись, повернулась ко мне.

– Хорошо, когда хозяина нет… – Аккуратно начала я, протянув руку к рыжему малышу. – Могу вас проведывать, да?

– Мы только рады. – Расплылся в улыбке Джек, прислонившись к деревянному косяку. – Пусть так будет чаще.

– Пусть! Раз граф уезжает часто, стало быть, можно надеяться. Главное, чтоб с болезнью какой не слег, а то ведь холода наступают, а он верхом. – Пушистый комочек, осторожно принюхавшись к моей руке, ткнулся в нее мордочкой, растормошив клубок своих братьев. В груди потеплело.

– Это вряд ли, закаленный он, что медведь, за прошлую зиму ни разу не слег.

– Ах, хорошо, если так! – Сказала я уверено. – Да только разве ж не болел он с пару лет назад тяжело? Прачки сказали, что…

– А им лишь бы языком мести, ишь! До добра обсуждение хозяина не доводит никогда. – Насупился Джек. – Дьявол. Слишком резко. Стоит попробовать с другой стороны.

– Они ведь не чтоб кости перемыть, а лишь опасаются. – Я подняла на Джека полные печали глаза. – Сестра у меня в детстве болела, мы чуть ума не лишились от горя. К счастью, все обошлось тогда, но с тех пор болезней как огня опасаюсь, поэтому и разговор с ними поддержать решила. Уж если заболеет хозяин, как ж ему прислуживать?…

– Не заболеет. – Отрезал Джек.

– Откуда ты так уверен? Болел ведь, «английский пот», говорят…

– Глупости говорят. – Глаза мои, прикованные к рыжему котенку, блеснули азартом. Давай, расскажи мне.

– Ну как же… – Голос, который я наполнила печалью, наигранно дрогнул. – Говорили, что голова у него болела, и в озноб бросало, и что жар такой был, что не успевали простыни стирать. Боюсь я, Джек. – Я подняла на него влажные глаза. – Что если повторится?…

Он, опустив взгляд, покачал головой.

– Не повторится, Джесс, поверь мне. Конечно, на все воля Божья, да только все разговоры эти – слухи, что деревенские распускают. – Он перешел на шепот. – Про болезнь хозяина одно время все болтали. Уж не знаю, с чего то решено было, и отчего хозяин те слухи не пресек, да только здоров он был. Лошадей запрягал реже, да, но и охотиться ходил, и гулял, и даже ездил куда-то за море. А все решили отчего-то, что то «английский пот» снова бушует, как прачки и сказали.

Я сосредоточенно рассматривала котят, что разбрелись по мешковине, проснувшись, и начали пищать. Значит, про болезнь – вранье все? Придумал, в книге симптомы нашел, а сам за море оправился? Не в Индию ли?…

– Джесс?.. – Мягкий голос Джека вырвал меня из размышлений.

– Да, я… извини. Уж больно страшно мне про болезни слушать. Раз говоришь, что точно не болел хозяин, значит и бояться нечего. Так ведь?

–Так. Точно не болел, говорю тебе, я здесь уже года три как служил, знаю наверняка. Будь спокойна.

Славно. Я поднялась со своего места и отряхнула передник, затем в неясном порыве протянула руку к конюху и сжала его пальцы. В медовых глазах его разливалось смущение.

– Спасибо, Джек. Спасибо за все. – Юноша кивнул, тепло сжав мою руку в ответ. Шершавый палец провел по тыльной стороне моей ладони, пустив дрожь вверх до самой шеи.

– Д-да не за что еще, за мазью ведь еще не пришла. – Озорные кудри скакнули на лоб, когда он опустил голову.

– Приду обязательно. Вечером, если хозяин не воротится.

Хозяин воротился. И не один.

***

– Доктора! Доктора! Живо за доктором пошли, Констанция!

Голос Ричарда сокрушался громом среди полуденной тишины поместья. Камеристка, оскалившись, носилась раненным зверем, выкрикивая резкие указания.

– Воды! Тряпок! Сменную одежду хозяину подготовьте! Ну, чего уставились?!

Слуги суматошно бегали с тазами и тряпьем, сотрясая полы, а я, оцепенев, приросла к месту, на котором стояла. Что случилось?…

– Джесс, воды питьевой, живо! – Прикрикнула камеристка, не разжимая зубов. Я, мигом воротившись в настоящее, понеслась к столовой. Сердце колотилось в такт моему бегу, заглушая мысли. Доктора? Графу плохо? Он ранен? Не должен же был вернуться так рано… Да что стряслось?!

Сдавленной груди стало жарко и тесно. Прижимая к ней графин чистой воды, я шагнула в покои хозяина, которого двое мужчин подводили к ложу.

– Что вы придумали, дурачье? Ричард! А ну отпустите меня, я что, по-вашему, немощный?!

Дворецкий мигом послушался приказа, отойдя от графа, а вот Ричард продолжал придерживать друга за плечо.

– Ты ранен, упрямый болван, дай о тебе позаботиться! Констанция, где доктор?!

– Сам ты ранен, это же царапина, дубина, а ну отпусти меня!

Резко скинув с себя руку друга, Генри Одерли развернулся, поморщившись, и встретился со мной глазами. Вся его грудь с правой стороны была залита кровью.

– Господин… – шепот, такой тихий, что я сама едва его услышала, сорвался с пересохших губ. Холодная дрожь прокатилась волной от макушки вниз по позвоночнику, пальцы крепче сжали холодное стекло графина. Генри…

Не глядя на меня, господин направился к креслу у окна, я безмолвно проследовала за ним. Повинуясь лишь смутным предположениям, я действовала в тумане страха – налила графу воды и протянула ему бокал, который тот с жадностью осушил одним глотком. Затем я отворила нараспашку окно и вновь предложила воды.

– Устроили цирк. – Гневно выпалил он, отставляя пустой бокал в сторону. Тоненькая струйка воды стекала с его подбородка. – Констанция, не надо доктора, не слушайте этого нытика.

– Это я – нытик? Я?! – Ричард приблизился к господину в два разъяренных шага. – Ты идиот, Генри!

– Не зови меня так. – Дыхание его стало тяжелее.

– Ты ранен!

– Это царапина.

– Кровь не останавливается!

– Остановится.

– Как зашьют, так и остановится! Констанция, где доктор, черт его дери?!

– Уже в пути, господин.

– Ричард, что за речи? Ты ведь с дамой говоришь, где твои манеры? – С усталой усмешкой сказал граф, прикрыв глаза. Осенний ветер, вырывающийся из окна, трепал черные, как ночь, волосы.

– Оставил в чертовом Глостершире, будь он проклят, когда на нас напали!

Внутренности сжались в тугой узел. Нет…

Прижавшись к стене, я зажмурилась и пыталась сглотнуть подступивший к горлу ком. Зачем нападать на тебя, с твоим-то штатом убийц? Неужели никто не защитил? Или сам в драку полез? С кем?…

– Не ты один здесь любишь проклятьями сыпать. – Усмехнувшись, граф обернулся ко мне, но тут же зажмурился от боли.

Мне хотелось упасть. Упасть перед ним на колени и разрыдаться, умолять о прощении за… за что?… Не знаю. Я почувствовала себя ужасно виноватой перед ним, будто все, что здесь происходит – это моя вина, лишь моя! Но я ничего не сделала… так ведь?

К счастью, в комнату ворвались слуги, и я смогла дать волю своему порыву. Сорвавшись с места, я выхватила у девушек тряпки, закинула их на плечо, забрала таз с водой, и, поставив его у ног хозяина, опустилась подле него на колени.

Суматоха стихла. Слуги безмолвно столпились в дверях, миссис Клиффорд стояла у ложа вместе с дворецким, Ричард – рядом с графом. Все молчали, переводя дыхание. Я чувствовала, как его взгляд прожигает мой затылок, когда смачивала ткань в ледяной воде. Руки дрожали.

– Господин. – Сглотнув, сказала я. Страх уступил место ядовитой вине, разъедающей душу. Но я не виновата! Глаза мои поднялись лишь на уровень его груди. В глаза смотреть не смела.

С помощью Ричарда жестокий граф освободился от камзола, но рубашку снимать не стал, лишь высвободив руку из широко ворота. Моему взгляду открылась глубокая, черная рана, сочащаяся кровью.

В голове стало пусто. В груди – тесно, я едва смогла сделать вдох. Не размышляя ни секунды, ведомая лишь всепоглощающим ужасом, я вздернула дрожащую руку и прижала мокрую ткань к горячей груди графа Одерли.

– Ссссс… – Зашипел он, откинув голову назад. Ему больно… Фортуна, пусть ему не будет больно.

– Простите, ваша светлость, простите меня. – Глаза защипали слезы. Я не знала, за что извиняюсь. За то, что причиняю ему боль. Ткань почти сразу же пропиталась кровью, стала горячей и темной, а потому я поспешила взять новую и повторить содеянное.

Его грудь вздымалась тяжелыми вдохами – так штормовое море выбрасывает свои волны на берег.

– Что… уже не боишься? – Спросил он с натянутой усмешкой, не раскрывая глаз. Я не стала отвечать, решив, что граф обратился к Ричарду, но тот прокашлялся и кивнул мне.

– Я… – О чем он? Что мне сказать? Сердце застучало в висках. – Простите, господин, я не понимаю.

– Все понимаешь. – Он склонил голову, встретившись со мной взглядом. Смотрел сверху-вниз. Насмешливо. Дерзко. Будто и не ранен вовсе, будто не его кровь под моими ладонями.

– Как на дикого зверя на меня глядела. А теперь, смотри… – Он оглядел руки, прижимающие окровавленную ткань к его обнаженной груди.

А теперь я вновь на коленях перед тобой, как и в первую встречу. Ничего не изменилось. Или изменилось все?

– Боюсь. – Едва слышно ответила я, не отдавая себе отчета. – Боюсь, господин.

– Честная Джесс… – Тихо ответил он, запрокинув голову обратно. – …и храбрая.

Нет. Нет, господин, не честная вовсе. После его слов захотелось отмыться. Не от крови, нет, но от стыда.

К счастью, этот мучительный миг прервали шаги доктора, и камеристка живо выпроводила всех из покоев, включая меня.

До конца дня, куда бы я не шла и чем бы не занималась, драила ли полы, сметала ли пыль, натирала вазы или выбивала мягкую мебель, повсюду слышала я его голос:

Честная Джесс. И храбрая.

Честная Джесс. И храбрая.

Честная Джесс. И храбрая.

Прежде чем уснуть, до глубокой ночи из меня лились горькие слезы. Я оплакивала человека, которым так и не смогла стать. Честной. И храброй.