Читать книгу Тайна графа Одерли - - Страница 22

Выйдя из покоев, я пустилась бежать со всех ног. Подстреленным оленем, мчащимся за надеждой сохранить себе жизнь. Мимо меня проносились массивные двери покоев и гостиных зал, огромные окна от самого потолка, люстры, свечи, вазы. Я неслась, не разбирая дороги, не зная, куда бегу.

Не важно.

Сжатая в кулак, одна рука была прижата к груди, в попытке затолкнуть обратно колотящееся сердце, второй я утирала слезы. Пока бегу – не думаю. Нельзя останавливаться.

И не остановилась. Мрачные коридоры сменились обстановкой западного крыла, запахами кухни, и, наконец, под моими ногами захрустел свежевыпавший снег. Ступни моментально промокли, мороз защипал щеки, а легкие вспыхнули – так жадно я глотала ледяной воздух в попытке спастись. Мне не спастись.

Когда колючая дрожь пронзила ноги от стоп до самых бедер, я едва не рухнула в снег. Споткнулась. Замерла, склонившись, уперев ладони в колени. Глаза мои бездумно уставились на свежий снег, а волосы растрепались и спадали на глаза – чепец, видимо, давно уже болтался позади на шее. Рыжие всполохи прядей горели перед моим взглядом.

– … Видно же, это порода Ле Клер! – Раскатистый смех отца заволок голову туманом прошлого. – Такая же рыжая, как и я. Любимая доченька. Луиза.

– Я не хочу такие волосы, хочу как у Джейн!

– Зачем же?

– Они красивые, золотые, как пшеница! – От обиды мои глаза щипало слезами.

– А твои красивые, как огонь, Луиза! Эй, послушай меня. – С легкостью усадив на колени, отец обратил ко мне зеленоглазый взгляд, исполненный теплом. Его пышные усы уже подернуло сединой. – Знаешь, как говорят? У кого волосы огненные – характер такой же.

– Что это значит, papa?

– Что никто не смеет обижать мою малютку. Иначе сгорит заживо. – Он бархатисто рассмеялся, смахивая крохотную слезинку с моей покрасневшей щеки.

– Никто не смеет меня обижать. – Процедила сквозь зубы. – Иначе сгорит заживо.

Спина распрямилась. Сжав кулаки, я решительно смотрела прямо перед собой – в густоту темнеющего леса, прерывающегося бытовыми постройками. Мороза не чувствовала.

Питер Нордфолк уже обидел меня, и он будет убит, встретит свой конец безвестным и униженным, я сделаю все, чтобы он издох собачьей смертью. Генри Одерли разделит его судьбу, если посмеет прикоснуться ко мне против моей воли.

Никакой больше лжи и «подумаю завтра». Пора разобраться, Луиза, признаться самой себе. Он красив, как дьявол, и талантлив, как Бог. Какой бы разумной и хитрой я ни была, рано или поздно искушение может стать сильнее меня, и тогда я окажусь в глубокой выгребной яме. В ловушке. Вместо шпионажа и розыска убийц, я буду порхать как влюбленная дурочка, поддавая анализу каждый его взгляд или жест. Как обратился ко мне, как смотрел, как играл для меня. Только для меня…

Я со всей силы ударила себя по щеке, которая тут же вспыхнула острой болью. Нет! Нельзя влюбляться в жестокого графа! Ты уже отдала сердце одному чудовищу, и что из этого вышло?! Внутренний голос бил тревогу, но в груди было пусто и до скрежета зубов свободно. Давно пора было разобраться и вывести саму себя на чистую воду.

Я образованна, но не умна. Я хитра, но не гениальна. Я уже была обманута, но такая близость рано или поздно может вскружить мне голову. Нельзя этого допускать! Не только от того, что он – бесчувственное чудовище, отрезающее слугам языки. Чем ближе я к нему – тем в большей опасности нахожусь. Может меня раскрыть, и тогда не только языка лишусь. Нельзя. Нельзя сближаться с жестоким графом, иначе буду убита еще до того, как исполню свой замысел.

Но как не сближаться, если я на него работаю?…

Я услышала странный звук, которым оказался стук моих зубов друг о друга. Оглядев себя с ног до головы, я обнаружила промокший до нитки подол нижнего платья и мокрую обувь. Пальцев ног я уже не чувствовала.

– Проклятье. – Зеленые глаза взмахнули вперед в поисках укрытия, где можно продолжить свои размышления. Не хочу возвращаться обратно, пропади оно пропадом. Пусть Констанция хоть три десятка плетей всыплет, наплевать – не вернусь, пока все до конца не продумаю.

Надоело быть пугливой девчонкой, которая только и делается, что трясется от каждого господского слова.

Я – баронесса Луиза Ле Клер. Эти не слетевшие с губ слова втолкнули в меня силу, что повела вперед, к темно-красной постройке. Промокшие ноги утопали в снегу, когда я приблизилась к приоткрытой деревянной двери, которую подпирали стога сена.

Я легко усмехнулась, осознав, где нахожусь. Усмешка расползалась по лицу кривой улыбкой а затем и вовсе пролилась на снег раскатистым смехом.

– Ты привела меня в амбар, Фортуна. – Прошептала я, преисполненная решимости.

Шаг, другой, еще один. Под ногами стелилось сено, над головой – деревянные своды. Только оказавшись в безветренной постройке я поняла, насколько продрогла, обхватила себя за плечи и принялась осматривать амбар.

В огромном деревянном здании жались друг к другу холщовые мешки, до краев наполненные зерном и крупами. Стога сена подпирали противоположную стену, пара небольших телег, забитых тяпками и граблями, ютилась у дверей. Морозное солнце, просачивающееся сквозь деревянную крышу, резало воздух своими лучами. В нем плясали крошечные пылинки.

И зачем я здесь? Что хочу найти?

Прокашлявшись, я начала вспоминать. Джек говорил, что граф любил бывать здесь в детстве. В детстве не самом счастливом, учитывая, что маменька рано ушла в мир иной, а отец гулял по другим женщинам. Что ж… буду искать. Я решительно двинулась вперед, обходя ряды мешков и бочек, пытаясь унять кашель.

Начать решила с телег, что явно были неисправны – идеальное место для игры в прятки, не так ли? Я бы, будучи ребенком, именно здесь и пряталась. Не дав воспоминаниям о детстве с сестрами утащить меня в прошлое, я внимательно осмотрела телеги и лежащую в них утварь. Ничего. Двигаемся дальше.

Я решила идти вдоль шершавой дощатой стены, растирая от холода руки. Я глядела под ноги, желая найти следы прошлого, ощупывала бочки на предмет засечек или вырезанных инициалов, исследовала каждую дырку в мешке и следила за каждой пробегающей крысой. Один раз мне почудилась какая-то отметка на полу, и я упала на колени, расчищая доски от сена.

Нет. Просто сгнившая дыра.

Сдув волосы с лица, я уж хотела подняться на ноги, но тут мой взгляд зацепился за какую-то черточку на стене, торчащую из-за мешка с зерном. Глаза сузились. Я подползла ближе и со всей силы, навалившись на мешок спиной, отодвинула его в сторону.

– Господи милостивый!

Символы. Символы с листка, что я списала в кабинете камеристки. Рот мой приоткрылся, а пальцы заскользили по выжженным закорючкам, значения которых я не знала. Написаны в строках, какие-то больше, какие-то меньше, как будто бы это…

– Это буквы… Индийские?

В кабинете Констанции был не расшифровщик. Это был переводчик!

Дрожь ледяными кинжалами пронзила тело, заставив вздрогнуть. Я не идиотка, я лишь никогда не сталкивалась с индийской письменностью, да и откуда бы мне знать?! Навалившись на мешок еще раз и вложив в толчок последние силы, я отодвинула его еще на фунт влево.

Мне открылся рисунок.

И еще одна цепочка букв.

Глаза забегали по новому изображению, лихорадочно впитывая в себя все, что вижу.

Английские буквы «A B C D E” шли верхней строкой, без знаков препинания и каких-либо объяснений. Детские и корявые. Справа от них красовались множество индийских закорючек, которые выглядели гораздо более стройными и ровными.

Под ними был рисунок. Подернутый временем, но еще различимый. На меня смотрели две схематичные рожицы – та что поменьше улыбалась, а у второй, что побольше, брови сошлись в галочку, выражая злость.

Под угрюмым лицом, тем же кривым почерком было выведено по-английски:

«Анкер».

Анкер? Что это? Очередное индийское слово?

Пальцы, повторяющие контур выжженных на стене букв, била крупная дрожь. Она отдавалась в зубы, отбивающие чечетку, она же сотрясала грудь. Я хотела еще осмотреться, предвкушая и другие открытия детства графа, но мой взгляд перестал видеть ясно, потерял фокус.

Я должна запомнить, что написано на индийском. Чтобы.. чтобы перевести.

Глотнув воздуха, я ощутила, как же в помещении тепло. Не хотела выходить оттуда, на улице так холодно… Буквы… Незнакомые буквы плыли перед глазами, казались одинаковыми – палочки, точки, черточки, не желали залезать ко мне в голову и складываться в ровную цепочку, образующую слово.

Тепло? Нет, здесь ужасно жарко…

Поднявшись на ноги, я схватилась за стену, чтобы не потерять опору. Жарко. Нужно выйти. И мне давно пора, должно быть, камеристка уже рвет и мечет.

Держась за стену, я добралась до выхода. Липкий пот пропитал всю мою смятую душу. Хотелось пить. И кашлять. К счастью, второго мне никто не запрещал, поэтому я зашлась кашлем, что едва не вывернул мои легкие наизнанку, когда я покидала амбар.

На глаза выступили слезы, но я прекратила кашлять только когда в легких разгорелся пожар. Снег! Снег очень приятный. Он так ласково холодил мою кожу, что хотелось содрать ее, и полностью окунуть в эти блестящие белые хлопья. Нет, нужно… нужно добраться до поместья в коже. Иначе кто ее будет глазами своими черными прожигать?

Я зло усмехнулась, заставляя себя шагать. Жар сменялся леденящим холодом, а тот – вновь огнем преисподней. Когда я зашла в поместье через черный ход, несколько пар глаз кухарок обернулись ко мне.

В них леденел ужас.

– Джесс?

– Та девка, что господин ищет?

– Погоди, дай умыть хотя бы… камеристка…

– Волосы! Уберите ей волосы!

– Вся мокрая… Господь всемогущий…

Я отмахивалась от их слов, не давая себя остановить. А они пытались – хватали за руки, вставали передо мной, кричали что-то в лицо. Неприятно. Их прикосновения ощущались липкой слизью на коже, отчего хотелось выть и отлеплять от себя каждую приставучую служанку. Увернувшись от всех, я прошла кухню, коридоры западного крыла, еще какие-то залы проплыли мимо меня, пока наконец, не очутилась в северном крыле.

Здесь я работаю. Здесь мое место. В ногах твоих, чудовище.

Дрожа всем телом, я брела до самой столовой, пока распахнувшаяся дверь малой залы не выплюнула из себя прямую, как палку, фигуру камеристки. Глаза ее, округленные ужасом, оглядели меня сверху-вниз и обратно.

– Джесс! – Взревела она, бросившись ко мне разъяренной фурией. – Ты что себе… уходи! Живо! Нельзя чтоб господин…

Но господин уже вышел вслед за ней. Не надо было так кричать, идиотка. Захотелось усмехнуться ей прямо в лицо, но, кажется, оно меня больше не слушалось, и глаза едва оставались открытыми. Тесное платье не давало вздохнуть, а рыжие пряди облепили лицо.

– Джесс? – В два шага мужчина из моих кошмаров оказался рядом. Взгляд его, полный отчаянния, схватился за меня, как утопающий хватается за круг. – Что стряслось? Где ты была?

– Господин, я разберусь, пожалуйста… – Потянула ко мне руку камеристка. Он оттолкнул ее, положив ладони на мои плечи. На лоб.

– Ты вся горишь. – Это твоя близость меня поджигает. Пусти. Отойди. Иначе утону. – Констанция, заприте крыло. И отгоните прислугу. – После этих слов камеристка кинулась куда-то мне за спину, а после ее приказных криков десятки ног разбежались по поместью. Его глаза, к счастью, вернулись ко мне, а потому я могла вновь окунуться в их пленительный омут.

– Что ты натворила, Джесс? – Черные глаза затягивали меня глубже во тьму, уже почти не осталось воздуха. Он казался таким обеспокоенным, что сердце сжалось от этой необычной перемены.

– Ты не такой, как о тебе говорят, Генри…

Этот лепет сорвался с губ с последним горячим выдохом.

Больше воздуха не было.

Тьма его пленительных глаз, наконец, сомкнулась над головой, утаскивая меня в глубокие воды, и я рухнула без чувств в руки жестокого графа Одерли.