Читать книгу Тайна графа Одерли - - Страница 4

Нас подняли из холодных постелей до первых тусклых лучей. Быстро умыться ледяной водой, от которой защипало щеки, наспех надеть платье и передник, подвязать волосы под чепцом и выбежать вниз – вот и все, что я успела за отведенные пять минут сборов. Десятки одинаковых голов, покрытых кипельно-белыми чепцами, стремительно стекались к сердцу поместья – у подножья парадной лестницы. Сколько же здесь прислуги! Около сорока горничных, с десяток лакеев, камердинер, дворецкий, пять кухарок, и еще несколько человек, работу которых было сложно предположить, основываясь лишь на внешнем виде. Все эти люди выстроились ровными рядами, согласно статусу, и я шмыгнула в шеренгу таких же «белых чепчиков», не желая привлекать к себе внимание.

Все задорно перешептывались. Видимо, общий сбор в Дарктон Холле – один из немногих моментов, когда вся прислуга может побыть вместе и поделиться жалобами и новостями. Я навострила уши и старалась разобрать среди гомона шепотков отдельные слова.

– …этот светловолосый лакей – такой душка!

– …что, говоришь, за мазь такая, которой ты руки мазала?

– …а если опять камин чистить, я точно задохнусь!

– …как буду в деревне, обязательно к нему обращусь…

– …господина же нет, для чего каждый день собираться?

Я сосредоточилась на последней услышанной реплике и попыталась отделить возмущенный женский голос от остального ропота. Получилось не сразу.

– Сейчас нет, а к полудню объявится! Сама знаешь, как внезапно он прибывает!

–Жаль только, что о его отъездах нам не сообщают, а то я на той неделе до такого блеску серебро натерла, а толку-то! Лежит себе, пылится, на стол-то не накрывают…

Значит, граф отсутствует больше недели. Знал ли об этом сэр Ридл? Быть может, мой приезд сюда во время отсутствия господина – вовсе не совпадение? Поток мысленных рассуждений рассеялся звонким стуком каблуков по мраморному полу. Голоса прислуги моментально стихли.

К нам направлялась прямая, как палка, пожилая женщина, облаченная в скромное черное платье. Идеальная осанка, сжатые в тонкую линию губы и колючий взгляд – от нее хотелось отойти подальше и поежиться. Седые волосы собраны в аккуратную прическу, вокруг маленьких глаз и поджатых губ залегли глубокие морщины. Холодным взглядом женщина обвела прислугу. Захотелось спрятаться за спины впереди стоящих девушек, но я сглотнула свои опасения и не отвела глаз.

– Хватит болтать. – Отрезала женщина. Голос эхом отразился от стен, оставляя на них ледяной иней, и отскочил прямо в меня. – План работ на сегодня. – В морщинистых руках, знавших тяжелую работу, зашелестел лист бумаги.

– Кухня: ужин согласно меню. Обед готовить не нужно. Кэтти, Джейн, Мэри – пыль на первом этаже. Бэт, Эбби, Гвен, Долли – гобелены в галерее. – У моего левого плеча раздался грустный вздох, но один лишь ледяной взгляд камеристки произвел на девушку такое впечатление, что та, кажется, совсем перестала дышать. – С позволения всех, кто не хочет вместо завтрака отправиться в воспитательную комнату… – она обвела глазами слуг, – …я продолжу. Бенджамин, Алек, Джон – камины. Дуглас, Айзек, Лорри…

Перечисление имен слуг и их обязанностей на сегодня заняло не меньше десяти минут. Все это время я старалась запомнить количество дел, помещений, названий, которые слышала, но неизменно вздрагивала, когда камеристка называла имена на букву «Д». Мое новое имя «Джесс» так и не было произнесено ее ледяным, звучным голосом, даже когда бумажный лист исчез в складках платья.

– Это всё. Можете отправляться завтракать и приступать к работе. Новая горничная, прибывшая вчера ночью, прошу, останься.

Ровные шеренги людей вмиг рассыпались в разные стороны, оставляя меня одну напротив этой чопорной леди. Серые, с поволокой глаза, врезались прямо в меня, от чего мурашки побежали вдоль позвоночника. Встреться мы в моей прошлой жизни, вы бы первая отправились в воспитательную комнату, что бы это ни было – подумала я про себя, и первая сделала шаг навстречу камеристке.

– Джесси Лейтон. – Представилась я в ответ на ее вопрос и легко поклонилась. Колючие глаза оценивающе осмотрели меня снизу вверх, и женщина, не говоря ни слова, развернулась на каблуках и звонко зашагала по коридору. Прямая, как палка. Я поспешила за ней.

– Меня зовут миссис Констанция Клиффорд, я – камеристка его светлости Графа Одерли. – Заговорила она, не останавливаясь. – Ее звучный голос прерывался стуком каблуков, и я старалась успеть как за потоком ее быстрой речи, так и за размашистым шагом. Удивительно, как женщина в столь почтенном возрасте может быть столь быстрой! – Итак. – Продолжила она. – Подъем в пять часов, отбой – в полночь. Общий сбор, на котором ты присутствовала сегодня – в пять часов пятнадцать минут. Затем следует завтрак, далее ты будешь приступать к работе. – Я семенила вслед за миссис Клиффорд, внимая каждому слову. Я помнила, что нужно показать себя с лучшей стороны, и только это удерживало меня от разглядывания интерьеров холодного поместья. Мне бы хотелось остановиться у каждого огромного окна, каждой картины, фарфоровой вазы, разглядывать вид осеннего сада и хрустальные люстры. Вместо этого я лишь мельком улавливала холодную цветовую палитру стен и бегло отмечала количество дверей в коридоре, под ледяной голос камеристки.

– Обед – с полудня до часу, ужин – с восьми до девяти. Ванна раз в неделю по субботам, в воскресенье – церковь и выход в город для тех, кто хорошо выполнял свою работу в течение недели. – Я коротко кивнула, отмечая, что в церковь мне непременно нужно попадать каждую неделю. Не смотря на то, что Бог давно оставил меня. Камеристка резко остановилась, будто услышала мои мысли, и я чуть не врезалась в распахнутую ею массивную дверь.

– Пройдем в кабинет.

Фигура в черном платье исчезла в тесной, но светлой комнате. Я шмыгнула за ней. Кивком головы она предложила сесть за стол, напротив себя, я вновь повиновалась, не задавая вопросов.

– Твои бумаги. – Она протянула руку, не поднимая глаз. Я лишь на секунду задумалась, но потом поняла, что она имеет в виду, и достала из кармана передника фальшивое рекомендательное письмо.

Миссис Клиффорд бегло пробежала глазами по аккуратным строчкам, которые, я уверена, не могли вызвать никаких подозрений, а затем убрала листы в ящик своего стола.

– Личная горничная. – Хмыкнула она. – Стало быть, тяжелой работы не знаешь? – пытливый взгляд врезался мне прямо в душу. Как поступить? Уверена, здесь перед ней пресмыкаются, боятся, трепещут перед каждым словом, а от этого допускают ошибки и вызывают лишь гнев, но никак не сострадание. Так я не смогу ей понравиться. Нужно выделиться и запомниться, чтобы получить место в северном крыле и быть ближе к милорду Одерли. К Жестокому Графу.

Я выпрямила спину, аккуратно сложив руки на коленях, мой взгляд – спокойный и серьезный, смотрел прямо в лицо женщине. Я легко улыбнулась, как настоящая леди, коей была когда-то, и заговорила. Ровно и уверенно.

– Это не так, миссис Клиффорд. – Тень удивления скользнула по ее лицу. – До того как стать личной горничной госпожи, я долго время была в штате прислуги поместья. От того мои руки не боятся грубой работы, я крепка и вынослива, даже если мой внешний вид не внушает таких мыслей. В поместье леди Уиллоби я с раннего детства натирала лестницу, мыла полы и окна, выбивала ковры, чистила гобелены. Иногда помогала на кухне. Когда госпожа заболела… – я на миг опустила глаза, стараясь убедительнее передать свое горе от разлуки с вымышленной леди. – Только мне она доверяла стирать свое белье, поэтому со стиркой я также знакома.

Миссис Клиффорд чуть наклонила голову, оценивающе рассматривая меня. Стирка – самое чудовищное, сложное и отвратительное занятие из всех, чем только может заниматься прислуга. Прачкам приходится стоять над кипящими котлами дни и ночи, задыхаясь в парах отбеливающих и красящих веществ. Кожа на их лицах уже через полгода сморщивается и покрывается красной коркой, а о руках я и вовсе умолчу… Прачку сразу можно узнать по рукам. Благо, мои собственные ладони не так пострадали во время тяжелых работ в гостевых домах и постоялых дворах, но былую аристократичную бледность и изящество им никогда не вернуть.

– Хорошо. – Ответила миссис Клиффорд, явно впечатленная моим ответом. – Есть ли проблемы со здоровьем? Болезни? Аллергии?

– Я полностью здорова. Аллергий на чистящие средства нет, пищевых – тоже. Единственная непереносимость – мак.

– Мак?

– Да, миссис Клиффорд, на цветы и семена мака. Начинаю задыхаться. – Камеристка кивнула, задумавшись о чем-то своем.

– Умеешь ли ты писать, читать, считать? – вынырнула она из своих раздумий через пару мгновений.

– Я хорошо считаю, могу делить и даже умножать до сотни. Читать и писать не могу. – Возможно, через чур уверенно ответила я. Господь, какая наглая ложь. Но это ложь во благо – доверие к безграмотной прислуге будет больше. Не читает, а значит, не сможет узнать письменные секреты. Не пишет, значит, не сможет их тайком передать.

– Сегодня займешься полами на втором этаже. От лестницы направо по коридору, включая все комнаты. Перестелешь постели в спальнях и вытрешь пыль в гостиных. Я проверю твою работу вечером. – Миссис Клиффорд удовлетворенно кивнула. – Платье подберешь в шкафу позади себя, позавтракаешь, и за работу. Но сначала, несколько правил. – Ее тон стал еще серьезнее.

– Твой внешний вид всегда должен быть безупречен – чист и опрятен. Опоздания и просыпания недопустимы, так же как и отлынивание от работы или недостаточное ее выполнение. За такие проступки милорд Одерли жестоко наказывает. Походы в церковь – обязательны, в город – по желанию. Прежде чем уйти, нужно оповестить меня лично. Распространение любых сведений о поместье за его пределами карается увольнением со службы. Это понятно?

Я закусила губу от волнения, но сумела быстро отдернуть себя и собраться. Конечно, я знала, что она запретит болтать. Но чтобы так сразу в лоб… Хорошо, что не упомянула отрезанные языки. – Конечно, миссис Клиффорд. – Кивнула я.

– Хорошо. Это все. – Сказал она. Я поднялась со своего места и уже открыла рот, чтобы поблагодарить камеристку, но она продолжила. – И, Джесс… – ее взгляд скользнул от моих глаз вверх, ко лбу, и остановился там. Понадобился миг, чтобы понять, в чем дело, и я быстро заправила непоседливый рыжий локон под чепец. Она вновь кивнула.

– Благодарю вас, миссис Клиффорд. – Я услужливо поклонилась камеристке, когда та уже поднималась со своего места, убрав все бумаги со стола в ящик. Ничего не сказав в ответ, она покинула комнату, чтобы я могла переодеться.

За ней затворилась дверь. Несколько секунд я стояла посреди холодного кабинета, освещенного тусклым осенним солнцем, аккуратно укладывая все мысли в голове, одну на другую. Граф отсутствует уже неделю. Миссис Клиффорд – чопорная, холодная и опасная. Сегодня я должна убрать половину второго этажа самостоятельно, чтобы доказать ей, что я не тепличная личная горничная, которая только и знает, что убирать платья госпожи и набирать ей ванну. Я даже хуже. Я и есть та самая госпожа, которой всю жизнь заплетали волосы, набирали душистые ванны и помогали шнуровать корсеты. Я усмехнулась этой мысли, не забыв отметить, что это все вновь будет моим, если не буду глупить. А я не буду глупить.

Я ринулась к столу камеристки и дернула ящик, в который она убрала все бумаги, лежащие на столе. Заперто. Проклятье. Подергав за ручку еще несколько раз, я окончательно убедилась, что провести обыск у меня не получится, но отложила необходимость раздобыть ключ на отдельную полочку у себя в голове. Что же такое нужно запирать в столе даже от простой служанки, которая не умеет читать? Что вы скрываете, миссис Клиффорд?…

***

С губ слетел усталый вздох. Я отерла капли пота со лба и оглядела масштабы выполненной работы. Не густо. Спустя часы усердной работы, коридору, полы которого должны быть начищены до блеска, не было видно конца. Колени начали ныть, спина – затекать от неудобной позы и холода. Глаза щипало от едкого запаха чистящего средства. Не сдаваться и не отчаиваться. Это все ради моего будущего! – подумала я, и, окунув щетку в ведро с мыльной водой, с новой силой принялась тереть деревянный пол. Дощечку за дощечкой. Пока не увижу в каждом кусочке паркета свое отражение. Быстрые движения с нажимом сменялись протиранием пола сухой тряпкой, а затем повторялись вновь. Это ради меня. Ради Джейн. Ради Жюли. Ради папы с мамой. Именно в таком порядке. Я могла понять отца за то, что не смог помочь в моем горе, ведь я сама была виновата в своих страданиях. Но то, что мама сплела целую сеть хитроумной лжи, чтобы не подставить репутацию двух других дочерей под удар из-за моего поступка… Это до сих пор больно кололо под ребра.

Ее ложь. Именно ее ложь положила начало моему плану отмщения. Как складно из ее уст по всей Англии лилась история о моем счастливом замужестве с доблестным Питером Нордфолком. Моим растлителем. Предателем. Лжецом и последним ублюдком, который не заслуживает ничего, кроме смерти. По легенде, сочиненной матерью, который год мы с мужем коротали во Франции по долгу его кавалерийской службы, а потому не появлялись в обществе. Наглая ложь. Движения щеткой становились все агрессивнее, будто я пыталась стереть с пола следы своего неисправимого прошлого. Ей поверили. Все решили, будто юная леди Луиза Ле Клер действительно поспешно сочеталась браком с лордом Питером Нордфолком, и счастливо проживает во Франции, где стоит его кавалерийский полк.

Последнее письмо от Джейн я получила полтора года назад, после чего решила не подвергать нас обеих опасности. Меня – риску быть раскрытой, ее – быть уличенной в связи с падшей сестрой. Ей нужно думать о себе и своей репутации, раз прошлая помолвка со знатным лордом расстроилось. По моей вине. Из-за моего побега. Не стоит ей вести переписку со мной… Тем более, много я рассказать ей не могу – только то, что я жива и здорова, при деле, и совсем скоро придумаю план, как мне вернуться домой. Разумеется, после ее замужества, которое, пока что, так и не наступило. Милая, добрая, хорошая Джейн… моя любимая сестра.

Перед глазами, в отражении блестящего пола, вместо моего бледного и осунувшегося образа предстала сестра. Светлое, со свежим румянцем лицо, обрамленное золотыми волосами, в которых путается солнце. Любимая Джейн. Подушечками пальцев я ласково провела по безжизненным деревянным дощечкам. Я ни за что не поставлю тебя под удар второй раз. Обещаю не испортить твою судьбу, ты будешь счастлива в браке с тем, с кем пожелаешь, а я вернусь лишь после того, как буду признана вдовой. Но для этого нужно хорошо постараться.

Я продолжала скрести полы, не смотря на ломоту во всем теле, и достигла конца коридора только когда звон колокольчика призвал слуг на обед. Голода я не чувствовала. Завтрак, состоявший из каши на воде и одного яйца, хоть и был пресным, зато очень сытным, а поэтому я решила убрать еще одну комнату до того, как отправлюсь обедать. Из шести дверей, тянущихся по обеим сторонам коридора, я выбрала ближайшую и легонько толкнула.

Передо мной предстала спальня в холодных голубых тонах. Массивная кровать с балдахином, выполненная из темного дерева, туалетный столик, ширма, камин, комод, и даже дверь, ведущая, должно быть, в личную ванную. Я устало вздохнула. Одна эта комната была богаче, чем весь наш родовой дом в Беркшире. Если бы отец только мог приручить свою страсть к картам… Соберись, Луиза. Ты здесь для работы, а не чтобы пускаться в воспоминания былой жизни. Я кивнула сама себе и приблизилась к кровати, чтобы перестелить белье, как велела камеристка, но застыла на месте, когда в меня впились два светлых глаза.

Женщина. У окна стояла служанка, держащая в руках массивную бархатную штору, которую, должно быть, только что сняла, чтобы отнести прачкам. Ее безжизненные глаза испуганно смотрели на меня, будто не ожидали увидеть в поместье живую душу. Я легко улыбнулась, хотя служанка и напугала меня.

– О, прости, не знала, что здесь кто-то есть. – Сказала я как можно дружелюбнее, чтобы смягчить этот испуганный взгляд. – Я могу убрать спальню позже, когда ты закончишь. Или я не помешаю?

Ссохшиеся руки прижали штору крепче к груди. Женщина отрицательно мотнула головой, а затем кивнула на кровать. Я непонимающе проследила за ее взглядом.

– Это значит… не помешаю? – уточнила я, и женщина безмолвно кивнула. Почему она не отвечает мне?…

– Отлично. – Как можно дружелюбнее сказала я. – Вдвоем уж точно веселее, а то за все утро не встретила не единой души. Уж подумала, что миссис Клиффорд намеренно отослала всех со второго этажа, чтобы посмотреть, как я без посторонней помощи смогу убрать целое крыло. – Я легко хохотнула, с трудом снимая массивное покрывало с кровати. Складки тяжелой ткани с шумом упали на пол, а я подняла взгляд на свою собеседницу. Хотя таковой ее было назвать сложно, ведь мою реплику она вновь проигнорировала, продолжив снимать с карниза тюль.

– Здесь так холодно, – я решила зайти с более безопасной темы, нежели обсуждение камеристки. – Неужели господин совсем не топит камины? – Простынь с постели отправилась на пол вслед за покрывалом. Женщина молчала, даже не обернувшись на меня. Так, ну все, это уже выходит за рамки любых приличий. – Я вот люблю, когда тепло, и моя прошлая госпожа любила. С приходом осени камин в ее покоях не угасал ни на минуту. Его светлость не отличается теплолюбивостью?

Наконец, безжизненные глаза служанки обернулись ко мне. В них ярким пламенем вспыхнуло раздражение. Она кивнула мне на постель и начала быстро сматывать тюль в руках, прежде чем отправить его в корзину. Я непонимающе уставилась на нее, перестав заниматься бельем. Да что с тобой не так?

– Прости, я что-то не так сказала? – Нет ответа.

– Я прибыла только вчера ночью, еще ни с кем не успела познакомиться… – Нет ответа.

– Меня зовут Джесс. – Нет ответа.

– А как твое имя? – Ее глаза наконец разгорелись злостью, она ловко подхватила корзину с тяжелыми шторами и посмотрела на меня.

А затем издала звук. Откуда-то изнутри гортани вырвался утробный рык, выражающую ее злость и досаду одновременно. Звук был настолько неестественным и пугающим, что я примерзла к месту, на котором стояла. Глаза мои расширились от ужаса, а горло сковал страх.

Женщина с корзиной направилась прочь из спальни, но мне удалось выпасть из оцепенения и неловко схватить ее за предплечье.

– Подожди, – умоляющее попросила я. Ее светлые глаза с поволокой грозно смотрели мне в душу. – Так это… Это правда? – голос дрогнул.

Долгие секунды молчания я наблюдала, как меняется выражение ее лица. С раздосадованной злобы, будто она хотела отмахнуться от меня, как от назойливой мухи, до жалости, как к брошенному в зимнюю ночь щенку. Ее глаза печально опустились, сжатые губы расслабились, и с них слетел усталый вздох. Она вновь посмотрела на меня уже совсем другим, по-человечески теплым взглядом и, прежде чем покинуть покои, коротко кивнула.

Мой желудок поднялся куда-то к горлу. Затошнило. Оставшись одна в холодной комнате, стоя посреди груды постельного белья, я испуганно смотрела в одну точку. Туда, где только что стояла немая служанка.

У нее нет языка. – Единственная мысль, которая звучала в пустоте головы.

У нее нет языка.

***

Я забыла, как дышать.

Грудь больно сжималась, умоляя вздохнуть, но я не могла. Словно только сейчас на плечи рухнуло грузное осознание того, куда я попала.

Дарктон Холл – логово дьявола.

Разве мне не говорили об этом? Разве слухи не предупреждали? Почему я с головой бросилась в этот омут, решив принять предложение сэра Ридла, даже зная обо всех этих россказнях?..

Потому что надеялась, что это лишь слухи.

Затошнило. В глазах заплясали чёрные точки и только тогда я шумно вдохнула полной грудью, да так сильно, что жесткая ткань платья натянулась на груди. Ошибка. Если после того, как задержать дыхание, резко и глубоко вздохнуть, то может закружиться голова. Как жаль, что этот полезный совет своей матушки я вспомнила слишком поздно, за миг до того, как осесть на хозяйское ложе в поисках опоры.

Как забавно. Мама наставляла меня по поводу дыхания, чтобы я не валилась в обморок перед кавалерами, или чтобы грудь красиво вздымалась, выгодно подчеркивая наряды. Видела бы она меня сейчас…

Я сделала ещё один, более короткий вдох, и ухватилась за ниточку связи с настоящим, которую он с собой принес. Ещё несколько вдохов, и голова перестала кружиться, точки – плясать, и я вновь поднялась на ноги в благодарности, что никто не стал свидетелем этой сцены моей позорной слабости.

На негнущихся ногах, не забыв про корзину с бельем, я отправилась в прачечную, а затем, отказавшись от обеда, выскользнула на улицу. Холодный ветер приветственно обнял плечи и задорно подхватил вновь выбившийся рыжий локон. Несколько мгновений на промозглом крыльце чёрного входа, и страх начал отступать. Стало легче.

Думай, Луиза. – Пронеслось в голове, пока глаза цеплялись за серый пейзаж внутреннего двора. Вчера я прибыла в такой спешке и так поздно, что страх, колотящий в грудь, не дал ничего рассмотреть. И, может быть, оно и к лучшему, ведь рассматривать было особо нечего: барабанящие по грязевым тропинкам капли, деревянные ящики, нагроможденные у стен, колодец, несколько курочек, за которыми бегает кухарка. Похоже на двор второго гостевого дома, в котором я работала, только втрое больше. И в сто крат опаснее.

Что я наделала?…

Что, если меня поймают? Что, если лишат языка? Как я вернусь домой и предстану перед родителями, не в силах молвить ни слова? – в сознании прозвучал утробный рык, которым бросилась в меня служанка, и я закрыла глаза. Тошнота вновь начала подниматься к горлу, поэтому я прижала руку к животу и попыталась размеренно дышать. Нужно успокоиться. Я открыла глаза и сосредоточилась на кухарке, которой удалось поймать менее проворную курицу. Ее мозолистые руки ловко сомкнулись вокруг небольшого птичьего тельца.

Если я сбегу, простит ли меня сэр Ридл? Как это на нем отразится? Посчитает ли меня трусихой? Лишит ли меня покровительства? Или сочтет предательницей?…

Металлический лязг рассек холодный воздух, и я вздрогнула. Топор глухо вонзился в деревянный пень, с которого стекали струйки крови. Голова курицы, которая ещё пару секунд назад бегала по двору, откатилась в сторону, а тело сжималось в крепких, красных пальцах хмурой кухарки.

– О, всемогущая фортуна, помоги мне.– Шепнула я, не в силах оторвать взгляд от птичьей головы, которая равнодушно смотрела прямо на меня. – Мне очень нужно выбраться отсюда целой и невредимой. Очень.