Читать книгу Тайна графа Одерли - - Страница 21

– Вот уж хитрюля Абигейл! – Взвыла я, выволакивая из комнаты неподъемный ковер. Весил он не меньше беременной кобылы, и лишние пару футов, уверена, добавляла скопившаяся за годы пыль.

– А чего… чего она? – Откуда-то с другого края свернутого в трубу ковра спросила Софи.

– Да наплела, что в личной ванной графа срочная чистка нужна, и пока его нет – самое время этим заняться. Камеристка ее в северном крыле и оставила, а нас в этот… этот… – Я глотнула воздуха, прежде чем продолжить. – В этот ад!

Совместными усилиями ковер рухнул на деревянный пол коридора восточного крыла. Мы с Софи одновременно выпрямились и потянулись, снимая напряжения со спин.

– Завтра, чувствую, не разогнусь… – Заныла она.

– Держись, Софи. И тутовый лист станет атласом…

– Чего?

– Да так… – Отдышалась я. – «Со временем и тутовый лист станет атласом»… Так мама говорила, когда… когда я ныла из-за тяжелой работы. Мол, терпи, работай, и будет толк.

– А… Да какой ж толк от меня без спины будет?

– Ну, руки при тебе, стало быть, полы тереть сможешь.

Не успев вдоволь насмеяться, мы в миг присмирели под ледяным взглядом Констанции Клиффорд, после чего потащили ковер на улицу, выбивать из него всю пыль.

Восточное крыло было в ужасном состоянии и совершенно не готово к прибытию гостей. Хорошо, что камеристка начала подготовку заблаговременно и носилась со списком приготовлений, как ужаленная. Цербером она глядела за работой каждой пары рук, чтобы крыло ожило, задышало вовремя, и смогло принять в себя самых высокопоставленных господ.

– Впервые такое празднество поместье принимать будет? – Спросила я, растирая раскрасневшиеся щеки снегом. Дыхание сбилось, мышцы рук уже начинали ныть от усиленной нагрузки.

– На моей памяти – да. – Софи, хоть и была покрупнее меня, тоже потеряла энтузиазм к выбиванию пыли спустя сорок минут непрерывной «порки» ковра. Светлоликое лицо ее все покрылось темным налетом грязи, и я могла лишь гадать, как выглядело мое собственное. Надеюсь, снег сможет убрать хоть часть этого безобразия.

– И лучше б так и оставалось, так хорошо было, когда господин нелюдим был, не приходилось такой дурью маяться!

– Да уж. – Прыснула я. – И с чего это он у себя гуляния устроить вздумал?

– Это у тебя спросить нужно. – Хмыкнула девушка. – Ты ж в северное крыло вхожа, да кто ж лучше тебя знает?

– Господь с тобой, с чего ж мне знать? Только чай подаю, да полы натираю.

– Ну… поди знай этого господина. Быть может, невеста надоумила, а может и для дел каких надо. Раз уж вся знать съедется, как камеристка говорит, можно и дела какие порешать.

Я опустила взгляд на свои испачканные руки. Вряд ли это благодаря мисс Бэлл. А вот версия с делами хороша… Стоит ли сказать об этом сэру Ридлу? Кто-то может быть в опасности?

Кровавый цветок, распускающийся на груди Генри, всплыл перед глазами, больно кольнув под ребра. Он сам может быть в опасности?… Глупости, не стал бы тогда пир затевать.

«Когда под твоей крышей соберется английский сброд…» – так говорил Ричард. А Генри, если мне не изменяет память, и не возразил. Не любит англичан, значит… за что? Нужно присмотреться к Ричарду Эртону. И решить, наконец, что я расскажу сэру Ридлу.

Я продолжила лупить ковер с новой силой. Не хотелось об этом думать. Не потому что чувства мои были в беспорядке из-за странного отношения графа, а потому что сама еще ни в чем не разобралась. А что толку по лоскутку ему таскать, чтобы он сам одеяло сшивал?… Как только найду ответы на свои вопросы, так и сложится картина. Тогда и поведаю ему все, что знаю.

Возились с ковром мы до самого обеда, пока, наконец, воздух перестал наполняться пылью. Тогда, запыхаясь и кряхтя, затащили его обратно в северное крыло и залили раствором с уксусом и содой. Еще одно чудо-средство в копилку моих профессиональных знаний.

После сытного обеда я едва стояла на ногах, борясь с желанием рухнуть на пол и уснуть прямо посреди коридора, но, к счастью, камеристка вернула меня обратно в северное крыло на вторую половину дня.

– Хозяин скоро вернется. – Сверкнули ее глаза-льдинки. – Умойся, прежде чем пойдешь.

Я прислонила тыльную сторону ладони к горящим щекам и послушно кивнула. Нет, ее жестокого обращения я не забыла, записывая и его в дневник, но возражать камеристке не собиралась. Мне слишком дорога и моя жизнь, и это место, чтобы растрачивать силы на препирания со злобной старухой. Лучше направлю их на поиск истины.

***

В северном крыле было тихо, тепло и немноголюдно. Я с облегчением выдохнула, возвращаясь в знакомые и чистые стены – это место казалось раем по сравнению с шумным хаосом восточного крыла. Хотя живет здесь вовсе не ангел.

Пробежавшись по своим обязанностям, я бегло перекинулась новостями с Абигейл, умыла лицо ледяной водой, и прибыла в покои графа, чтобы распахнуть окна, как он любит. Мое внимание привлекла гладкая скрипка, сиротливо прячущаяся за гардиной.

Замерев, я обернулась в коридор, проверяя, нет ли кого поблизости. Ну и что мне с этим делать? Отнести в большой кабинет к Абигейл, или оставить здесь?… Не отдавая себе отчета, я приблизилась к инструменту и провела кончиками пальцев по тугим струнам. Те податливо откликнулись на мое прикосновение, прозвенев печальной трелью.

– А ты почему печальна? – Едва слышно спросила я, выдыхая. – Не печалься. Верну тебя на место. Знать бы только, где оно. – Внезапный вопрос вдруг пронзил голову сверкающей молнией. – А где граф хранит свои инструменты? Коль играть любит, стало быть, поблизости держать должен, но я тебя ни разу не видела…

Не успела я присесть, чтобы рассмотреть инструмент поближе, как за спиной раздался приглушенный смешок. Острый. Холодный. Вонзающийся в кожу прямо через одежду. Я резко развернулась и склонила голову.

– Господин.

– Нашла мой секрет, значит?

Мне не требовалось поднимать головы, чтобы чувствовать взгляд, разливающийся по коже. Черные глаза глядели с насмешкой. Ах если бы, Генри. Многое бы отдала, чтобы знать твои секреты.

– Не хотела плохого, господин, окна распахивала, гардиной задела…

Вместо ответа я услышала мягкий щелчок закрывающейся двери. Глаза мои испуганной пташкой взлетели вверх. Жестокий граф закрыл меня с собой в одной комнате. Сердце замерло на миг, прежде чем рухнуть куда-то в желудок.

– Не хочу, чтобы кто-то слышал. – Он протянул ко мне руку, а сам глядел на скрипку. Глубоким вздохом мне удалось усмирить мелкую дрожь, бежавшую к пальцам. Пора перестать так его бояться. Он никогда не делал мне зла, и сейчас лишь сыграть хочет. Взяв инструмент, будто хрустальный, я передала его господину.

– Присядь.

Я мотнула головой, не желая садиться в его покоях, но после повторной просьбы повиновалась и опустилась за небольшой столик у распахнутого окна.

В черных глазах вспыхнул огонек предвкушения, настолько ослепительный, что преобразил все его лицо. Уголок губ поднялся в хитрой ухмылке, когда он привычным движением опустил скрипку на плечо и сделал шаг ближе ко мне.

Грудь его поднялась на вдохе. Глаза закрылись.

И в меня полилась музыка.

Безудержный поток смешанных эмоций хлынул прямо в грудь, готовый разорвать его на части. Восходящая, ускоряющаяся мелодия через кожу проникла в сердце, заставляя его биться быстрее, а меня – завороженно глядеть на господина. Не отрывая глаз, очарованно смотреть на то, как скрипка поет под его руками, захлебываясь в собственном восторге. Восторг. Об этом была мелодия. Именно искрящийся восторг пузырился в моих венах – то ли от музыки, то ли от вида играющего мужчины.

Высокого. Статного. И непозволительно талантливого. Фортуна, кому надо было продать душу, чтобы играть вот так?… Руки мои взметнулись к лицу, прикрыв рот. От удивления. От радости. От неумения скрыть свое восхищение под маской послушной горничной.

На душе стало легко и грудная клетка будто могла вместить вдвое больше воздуха. Я не знала, куда деть глаза и руки, когда скрипка пропела последнюю ноту и господин опустил ее на ложе.

В тягучем взоре его, дымном и манящем, резвились черти. Они тянули ко мне руки, желая затащить в свой черный омут.

– Господин… – Шепнула я, отнимая ладони от лица. Глупая улыбка приклеилась ко мне намертво – не спрятать. – Господин, вы… Как вы?… Простите, мне сложно говорить…

– От чего же? – Усмехнулся он, смакуя мою реакцию.

– Потому что словами не выразить… – Неосознанно, я прижала руку к груди. – Как это проникновенно. Я ведь совсем в другом настроении была, а теперь не могу улыбаться перестать.

– И не нужно. Мне нравится. – Я тут же опустила голову, не желая чтобы он видел, как краска заливает щеки. Фортуна, помоги вздохнуть.

– Господин, если позволите…

– Позволяю.

– Вы будете играть на рождественском балу?

Секунда. Еще одна. Ответа не последовало. Я подняла глаза, уже опасаясь, что перешла черту, ляпнула глупость, и вот так просто потеряю расположение, которое успела завоевать. Прогонит?…

Нет.

Замерев, он глядел на меня, как страждущий в пустыне глядит на оазис. С неверием. Желанием. Жаждой. Взгляд этот горел на коже, просачиваясь глубже, воздух вокруг меня заискрился. Сердце замерло, не желая выносить эту сладкую муку, а тело отказывалось двигаться, отдавая меня на съедение голодному взгляду обсидиановых глаз.

Его брови нахмуренно сошлись на переносице. Челюсть сжалась.

– Кто ты, Джесси Лейтон?.. – спросил он.

С губ сорвался рваный вздох, когда жестокий граф сделал шаг ко мне. Ногти впились в мягкую обивку сиденья.

– Не п-понимаю, господин… – Еще шаг.

Взгляд сверху-вниз цеплялся за каждый дюйм моего лица, хватался за губы. Мне казалось, что еще секунда – и набросится, встряхнет меня или…

– Простите, господин, я… – Отчаянно пискнула, спасаясь от неминуемой гибели. Не спаслась.

Горячая ладонь, подхватив меня за талию, оторвала от кресла и властно поставила на дрожащие ноги. Я уперлась кулачками в широкую грудь, ища опоры. Мои последние секунды. Я умру. Сердце затрепыхалось птицей, рвущейся вон из клетки – оно боролось за мою жизнь. А я понимала, что бороться бессмысленно. Раскрыл. Понял.

Обсидиановые глаза плавила ярость, она же сжимала его пальцы на моей талии, раздувала ноздри. Я не могла вымолвить ни слова, содрогаясь всем телом от его близости. Да что там, сказать – вместо мыслей в голове стучало лихорадочное сердце. Оглушающе-громко. Ты все-таки убьешь меня, жестокий граф. Утопишь в глазах своих беспросветных.

Секунда, и он переменился.

Наваждение медленно сползало с его лица, разглаживая морщинки на лбу, возвращая ясность взгляду. Моргнув несколько раз, Генри оглядел меня с головы до ног, задержавшись на руках, что сжимали меня. Он едва заметно ухмыльнулся, ослабляя хватку.

– Видимо, не зря боишься меня. – Горячий шепот обжег мои щеки. Вслед за ним их коснулась тыльная сторона его ладони, пуская по телу дрожь.

– Зачем ты такая? Джесси Лейтон… – Тепло его руки, поглаживающей щеку, оставляло ожоги.

– Г-господин… молю вас… – О чем?…

– Не стоит.

Он медленно отступил, оставляя меня стоять на подгибающихся ногах. Там, где миг назад было его тело, теперь сквозил леденящий холод.

– Нет. Я не буду играть на рождественском балу.

О чем он?… Прижимая руки к груди, животу, щекам, я ощупывала себя, как будто желая убедиться, что все мои части на месте. Что я не рассыпалась. Что жива.

– Лучше вовсе никому не знать, что я умею играть. – Задумчивый взгляд скользнул по скрипке. – Пусть это будет наш маленький секрет. Договорились?

Я ничего не понимаю.

– Договорились.