Читать книгу Рассветное небо над степью - Ирина Критская - Страница 14

– Не сняла? Ну и черт с тобой, пусть болтаются, все равно ты страшна, как грех смертный. Что, папаня-то твой любезный, сбежал от дочек рОдных? Вот пусть и не вертается, все равно убью его. Пакостник!

Анастасия была почти неузнаваема. Куда делась красота, вроде, как коровы языком слизали, перед Дарюшкой стояла косматая ведьма, бледная, с огромными синяками под злющими глазами, с узким бледным ртом. Она кое-как запихивала нечистые космы под нарядный платок, и лишь когда ей это удалось, чуть пропало сходство с нечистой силой, злая тетка, но своя, деревенская.

– Мам, мне батя велел не снимать их. Они счастье мне принесут.

Анастасия хмыкнула, затянула кофту, так, что тонкая талия стала совсем осиной, похлопала ватой, сунутой в запашистую пудру по лицу, прошипела.

– Счастье ей! Ишь! Замуж отдам, узнаешь там счастье. Или решила, что я жизнь свою молодую на вас, выродков, потрачу? Как бы не так!

Приложив бусы к шее, она удовлетворенно кивнула головой, повернулась к Дарьюшке.

– Стол накрыли, курицы? Сестра где?

Дарьюшка пулей вылетела из комнаты, столкнулась с Машкой, хотела спросить ее про компот, который уже остыл в сенях, но застыла с открытым ртом. Машка стояла у зеркала, трогала сережки, сияющие в ее маленьких ушках, как две ярких звездочки, и казалась совсем чужой, незнакомой. На пышных волосах снежным кружевом лежала накидка, она пока была откинута с лица, но красила сестру так, как будто Машка была не Машкой, а феей, спустившейся с небес. И кожа у нее была белой и прозрачной, ни кровинки.

– Дашк, ты его отца видала? Это же не человек. Медведь! Зверь настоящий. Если что – загрызет…

Дарьюшка хотела успокоить сестричку, но не успела. Фурией ворвалась мать, заверещала громко и визгливо.

– Быстро! Пришли все, а они тут топчутся, коровы. И рожу закрой, бесстыжая.

Она с силой толкнула Дашку в сторону кухни, а потом разом изменилась в лице, как будто натянула на него маску с улыбкой, взяла Машку за руку и повела в зал. А та семенила ногами в тесных ботинках, а потом, не разглядев из-под кружевного покрывала порог, споткнулась и повалилась на пол, как будто ей кто-то вдарил под колени.

…

Когда Дарьюшка внесла хлеб в зал, все уже были в сборе. Жених, который ей показался очень красивым – огромный, плечистый парень с такими же длинными волосами, как у Глеба, с ярко-зелеными глазами и квадратным, плохо выбритым подбородком стоял, как палку проглотил, даже моргать боялся. А вот второй гость – точно раза в два больше жениха, сутулый, волосатый, как медведь, с окладистой бородой, неряшливо лежащей на огромной бугристой груди, чувствовал себя отлично. Он одним шагом огромных ног пересек комнату, ломанул от хлеба приличный кусок, хихикнул Дарьюшке в лицо, буркнул.

– Ты тоже девка хороша вырастешь. Созреешь, я на тебе второго женю. Ишь, яблоко!

И снова шагнул в сторону, разом оказавшись около Машки, откинул покрывало е нее с лица, довольно хрюкнул. И, ухватив ее за плечи ладонями, похожими на лопаты, смачно расцеловал в обе щеки, повернулся к Анастасии, гаркнул.

– Пойдет девка твоя нам. Хороша. И мамка хороша, и дочки обе ягодки. Берем.

И, захохотав басом, подтащил сына к Машке, толкнул кулаком в бок.

– Вставай рядом, женишок. Пропивать будем девство ваше.

…

Луна заглядывала в окошко аккуратно, как будто стеснялась. Машка лежала на кровати лицом вниз, ее пятки, жутко до крови натертые ботинками смотрели в разные стороны, и Дарьюшке казалось, что они тоже плачут. Плакала вообще вся Машка, все ее тело содрогалось от рыданий, она кусала уголок подушки, чтобы сдержаться, но не могла. А Дарьюшка ласково гладила ее по мокрой даже сквозь рубаху спине, и сама еле сдерживалась.

– Ну что ты, Маш!!! Он красивый такой, не злой. Смущался. Ласковый, вроде. И жить вы будете здесь, вон у жениха твоего дом новый. А медведь этот в свое село уберется, мать сказала же. Не плачь…

И вдруг Машка перестала рыдать, села, злобно оттолкнула Дашину руку.

– Красивый? Ласковый? Вот где у меня его красота!

Она провела ребром ладони по горлу, вытерла нос и разом успокоилась.

– Нравится тебе, вот и иди за него. А я Кольку люблю. С ним сбегу. Не дождетесь! Пошла отсель…

И снова улеглась, повернувшись к Дарьюшке спиной, зашептала что-то хрипло и зло…

…

Свадьбу ладили через неделю, и, хоть народу много не звали, все равно набралось. Все носились, как заполошные, бабушка с дедом устали не знали, Анастасия тоже торопилась, шутка ли – времени в обрез. И когда, наконец, все было готово, в последний вечер она уселась перед Дарьюшкой, посмотреда странно, тихо сказала.

– Папка твой мне руки связал прямо насмерть. Если бы не он я б за Митрофана замуж пошла бы. Он зовет. Хоть бы он пропал, нелюдь. Бога молю, чтоб помер. Вместе с вами, постылыми.

Встала, ушла к себе и плотно прикрыла дверь…

…

Машка сидела у окна и молча смотрела на улицу. Еще вчера она была странно веселой, бегала, собирала какой-то узелок, прятала туес, обвязанный платком за печку. К вечеру намотала платок, узел свой вытащила во двор, приложила палец к губам, чтобы Дарьюшка молчала и выскочила на улицу. Но скоро вернулась бледная и, как будто мертвая. Положила узел на кровать, сбросила платок, дернула ленту, распустив волосы. И села у окна.

– Маш, ты чего? Ты давай, помоги мне. Свадьба же завтра, надо бы столы накрыть. А? Чего ты?

А сестра, посмотрев на нее пустыми глазами, шепнула.

– Все он врал, Колька. Трус он. Не будет свадьбы, Дашк. Утоплюсь.

И снова отвернулась к окну, смотрела в темноту, как будто видела там что-то…