Читать книгу Змеиный волк - Ольга Ракитянская - Страница 13

Если бы Вере кто-то рассказал в Москве, что комары могут быть опасны – она бы сочла это шуткой. Да и не только в Москве: когда на одном из уроков в Осиновой Вера попросила ребят назвать по-английски самых опасных животных здешних лесов – половина класса дружно завопила «комар!», но Вера только посмеялась, решила, что ученики забавляются. В самом деле – комары могут быть неприятны, могут даже не давать спать по ночам, если живешь рядом с парком или рекой, или едешь летом на дачу в Шарапову Охоту. Но с этой проблемой легко справляются «змейки» и фумигаторы – кстати, в осиновской «Пятерочке» продавались такие же пластины для них, как и в Москве. Убить комара куда проще, чем даже муху, и слово «опасный» у Веры никак не связывалось с этими мелкими слабыми насекомыми. В детстве двоюродная сестра, старше Веры на год, даже дразнила ее, распевая песенку собственного сочинения: «Верка дура-дура-ра, Верка меньше комара!» Тогда это казалось очень обидным, ведь представить что-то меньше и ничтожнее комара было попросту невозможно.

Но когда в поселке отцвела черемуха, а березы полностью оделись листьями – Вере пришлось убедиться, что школьники не шутили.

В пятницу шестиклассник Ваня Петряев принес на урок первые ландыши. Должно быть, хотел подарить Лене Мазаевой – все в школе, даже Вера, давно знали, что она Ване нравится, хотя сам Ваня считал это страшной тайной. Но одноклассники заметили цветы в него в рюкзаке, начали подшучивать – и тогда Ваня подарил ландыши «англичанке».

– Это вам, Вера Петровна! В честь окончания учебного года!

– Так год же еще не кончился, – улыбнулась Вера, пристраивая цветы в вазочку на окне. – Контрольные скоро.

– Когда совсем кончится, ландыши уж отцветут. У вас в Москве небось таких нет, ага? А у нас тут – целые поля!

– Ну, так уж и поля, – усомнилась Вера. Она вспомнила редкие кустики ландышей в Шараповой Охоте – бабушка и мама всегда радовались, когда удавалось их встретить. Говорили, что эти цветы – в Красной Книге. А еще ландыши сажали на клумбах – но Вере никогда не приходилось слышать, чтобы кто-то делал это промышленно, целыми полями.

Однако ученики наперебой принялись доказывать, что Ваня прав. Конечно, никто нарочно не выращивал ландыши на полях. Но, по словам ребят, в лесу их было столько, что иной раз и пройти нельзя – жалко топтать, а цветы везде. Лена Мазаева отыскала в смартфоне прошлогоднее фото, и Вера ахнула: на нем была лесная тропинка, по обеим сторонам которой разливалось молочно-жемчужное море ландышей. Именно море, потому что берегов у него не было – ландыши заполняли все фото, заканчиваясь, видно, где-то далеко за его пределами.

– Там по сторонам тропинки – мшара, – сказала Лена. – Болото. И до болота они растут сплошь.

«Вот она – молочная река с кисельными берегами, из русских сказок», почему-то подумала Вера. В детстве она не понимала, что хорошего в молочной реке – потому что молоко терпеть не могла, особенно с пенками. Но здесь, в Осиновой, все вечно оказывалось не так, как Вера себе представляла.

– Где же такая красота растет? – выдохнула она.

– Да везде! – загалдели ребята.

– По всему лесу полно!

– По всем тропинкам!

– На дороге в Митино есть!

Вера не бывала в лесу с самой зимы – с тех пор, как на Витю-охотника напала странная рысь. Как ни силилась, она не могла представить себе дорогу на Митино, вдоль которой каталась на лыжах – засыпанную снегом, окруженную темными елями – весенней, почти летней, заросшей ландышами. Да, она обещала Андрею и самой себе, что больше не будет ходить в лес одна – но теперь ей так захотелось увидеть молочно-жемчужную реку, вдохнуть запах сказки. Да и птиц ей давно уже не хватало: с приходом тепла и закрытием весенней охоты они перестали жаться к жилью, и теперь на рябине у окна редко можно было увидеть кого-то, кроме синичек и воробьев. Из леса же за поселком до Веры не раз долетали странные птичьи крики, которые она пока не умела определить, но уже одно это говорило ей, что птицы там прячутся самые необычные, каких, наверное, и не увидишь в Москве.

К тому же именно в Митино им с ребятами предстояло идти на экскурсию в это воскресенье. Когда же еще – потом начнутся последние годовые контрольные, а за ними – летние каникулы.

Не будет ведь ничего плохого, если Вера только немного пройдет по тропе от деревни – разведает путь, посмотрит, просохло ли? Тем более что о рыси давно ничего не было слышно – с тех самых пор, как та вернула Вите ружье.

Андрей, к радости Веры, не имел ничего против.

– Ну что ж, прошвырнись. Далеко только не уходи. И не переутомляйся, это вредно для нервов.

Он снова, как и в тот раз, заботливым жестом прикоснулся ладонью к ее лбу. И снова у Веры в сердце запели ангелы. А невидимые пока ландыши зазвенели издалека хрустальными колокольчиками надежды.

Когда она, тихонько напевая что-то себе под нос, выходила из подъезда – ее укусил первый в этом году комар. Вера немного удивилась – за долгую зиму и весну она успела забыть про комаров – а потом завернула в «Пятерочку», купила самый дешевый спрей и немного побрызгала им на лицо и одежду. На всякий случай.

Уже при входе в лес Вера поняла, что побрызгать надо было посильнее. На нее накинулись не стаи даже – тучи. Комары лезли в нос, в глаза, набивались под очки, в волосы и даже в уши. Вера била себя по щекам, пыталась отмахиваться сначала руками, а потом подобранной веткой – но это было все равно, что отмахиваться от снегопада зимой. Вытащив из рюкзачка только что купленный спрей, Вера облилась им полностью и даже побрызгала в воздух вокруг себя – но для здешних комаров это оказалось чем-то вроде шампанского на Новый Год: подзависнув не несколько мгновений, они принялись кусаться еще задорнее, как будто в крошечных головках у них заиграли веселые пузырьки. Только Вере было не до веселья: щурясь и отмахиваясь от комаров, она почти ничего не видела вокруг. Не было сил даже прислушаться к пению птиц – а их вокруг заливалось множество. Вместо запахов весеннего леса и ландышей в воздухе резко вонял дешевый антикомариный спрей.

В довершение всего у Веры начали сильно слезиться глаза и потекло из носа. Комаров это только раззадоривало, а Вера почти сразу извела весь запас бумажных платочков в кармане и теперь, ненавидя себя за неряшество, терла опухшие нос и глаза рукавом.

Она так и не дошла до поворота на Митино, где, по словам школьников, начинались ландышевые поляны. Когда в ухо к ней забрался особенно настырный комар, застрял там и негодующе зазвенел, казалось, из самого мозга – Вера повернулась и с позором, почти бегом, покинула поле боя.

Уже переступив порог квартиры, она поняла, что ей нездоровится. По всему телу бегали противные мурашки, голова, тяжелая как котел, была будто обложена ватой. Охватывала липкая слабость.

Андрея не было дома, и Вера порадовалась этому: не хватало только предстать перед мужем в таком виде. В том, что вид у нее сейчас примечательный, она убедилась, добравшись до ванной комнаты: лицо в зеркале над раковиной было красным и опухшим, все в вздувшихся волдырях от укусов, в размазанной крови – ее же собственной крови – от раздавленных комаров, волосы потные и растрепанные. Вера кое-как ополоснула лицо холодной водой и, тяжело прошаркав в спальню, упала на кровать. Ее бил озноб, перед глазами все плыло, в голове мутилось. В горле будто застрял колючий ежик.

Андрей вернулся только через час. Брезгливо сморщившись при виде опухшей Веры, он немедленно позвонил фельдшерице. А потом заварил Вере чаю, сделал бутерброды, оставил все это на столике у кровати и вышел в прихожую. Через открытую дверь Вера видела, как он завязывает ботинки.

– К вечеру вернусь, – бросил он, протягивая руку к входной двери. – Не хватало еще мне от тебя заразиться. И так ночевать в одной квартире придется… Говорил я тебе, не шастай по здешним болотам! Кто знает, какая зараза сейчас оттаяла? Вся работа теперь полетит, если я, не дай Бог, свалюсь. Ладно, я пошел, звони, если что.

Дверь за ним резко захлопнулась. Вера с благодарностью смотрела на чай и бутерброд: надо же, Андрей опять заботится о ней, как когда-то, в самом начале… Ей так не хотелось, чтобы и он заболел. Она даже подумала, не попросить ли Марину позволить Андрею переночевать у нее. Но сразу отвергла эту мысль: не хватало еще занести вирус Марине с дочерью. А у Нади ведь на носу годовые контрольные.

Пришедшая фельдшерица Мария Александровна (или просто Маша, как звали ее все в поселке), черноволосая курносая девушка лет двадцати, первым делом измерила Вере температуру: тридцать девять и два! Покачала головой, померила пульс, заглянула в горло… А потом неожиданно вытащила из врачебного чемоданчика шприц и ампулу с супрастином.

– Аллергическая реакция, – сказала Маша суровым врачебным тоном. – На укусы насекомых.

– На комаров? – слабо удивилась Вера.

– Конечно, – Маша кивнула. – Они когда кусают, в кровь их слюна попадает. А еще они… ну это… – Маша вдруг покраснела, как школьница. – Испражняются! А вы этим дышите. Вот и аллергия.

– Как же здесь люди живут? Неужели у всех… вот так?

– Местные привычные, – пожала Маша плечами. – Длительный контакт с аллергеном, выработалась нечувствительность… Да комаров и не всегда столько летает. Вы на массовый выход попали, не повезло вам. А тут еще береза запылила. У вас на пыльцу аллергии никогда не было?

Вера постаралась припомнить. Вроде бы пару раз чихала в Ботаническом саду… А впрочем, что такое Москва в сравнении с этими… амазонскими джунглями. Со здешними чащами и болотами.

Маша вздохнула.

– Наверное, перенервничали. Переутомились. Аллергия иногда от нервов обостряется. Ну ничего, каникулы скоро. Как чувствуете себя?

Вера с удивлением поняла, что после укола супрастина ей действительно стало легче. Все тело покрылось испариной, но голова уже не так болела, и даже глаза и нос немного подсохли. Маша снова померяла ей температуру – тридцать семь! Неужели и правда комары?

– Вот и хорошо, теперь пейте побольше жидкости, – Маша посмотрела на чай у постели, – отдыхайте. От аллергии что-нибудь дома есть?.. Если что, звоните. Приду.

Через полчаса после ухода Маши в дверь поскреблись, потом позвонили. Вера с трудом поднялась – голова все еще покруживалась – выползла в прихожую, открыла. На пороге стоял дядя Паша-пьяница.

– А твой-то к москвичке пошел, – сообщил он вместо приветствия.

– К Марине? – Вера была слишком слаба, чтобы удивиться – вот как, оказывается, им с Андреем пришла в голову одна и та же мысль. Но по сердцу будто погладили мягкой кошачьей лапкой – заботится… Пошел посоветоваться о ней с врачом… Ведь фельдшерицу Машу вызвал тоже Андрей.

– К ей. За зеленым забором которая. Вы как тут, Вер Петровна? – дядя Паша все время путался – говорить ему с Верой на «вы» или на «ты». С одной стороны, он был школьным сторожем, а она учительницей – значит, начальство. С другой стороны – уж очень большая была между ними разница в возрасте.

– А я вам чаги принес. Полезная штука-то. Да ты иди, ложись, я принесу.

Вера лежала в постели, полузакрыв глаза, с наслаждением ощущая, как понемногу отпускает болезнь, и слушала, как на кухне дядя Паша гремит посудой, как льется из крана вода, как шумит электрический чайник. Почему-то от этих звуков ей казалось, что теперь все будет хорошо.

Дядя Паша вошел в комнату, неся в одной руке термос (нашел-таки в шкафу!), а в другой – кружку с дымящейся коричневой жидкостью, похожей на чай. Глаза у него блестели, что давало основания предполагать: в шкафу он нашел не только термос.

– Чагу тебе заварил. Попей, быстро силы вернутся… Чагу не знаешь? Дак на дереве растет, вроде гриба. На березе. На липе иной раз тоже бывает, дак если увидишь, – дядя Паша понизил голос, – нипочем не бери! С липы-то ее черти собирают.

Он протянул Вере кружку – а та невольно смотрела на дяди Пашины руки, большие, мохнатые. Вспомнились байки дяди Васи про одичавшего домового.

Откинувшись на подушки, она осторожно попробовала то, что дядя Паша называл чагой. По вкусу напиток действительно напоминал чай – только с каким-то грибным привкусом. А дядя Паша еще и насыпал туда молодой еловой хвои – на поверхности плавало несколько светло-зеленых мягких иголочек. По доброй воле Вера никогда бы не решилась такое пить – но теперь с удивлением заметила, что ей даже нравится.

– Эх, да что там комар, – сочувственно разглагольствовал дядя Паша. – Гады скоро повылезут – вот где страх-то! Идешь в лес строчки сбирать или чагу вот эту – дак и гляди, как на гада не наступить. А они все ползут из болот-то, все ползут! Говорят, в Саматихе лет десять назад гад мужика в это самое место ужалил – дак мужик и умом тронулся. Там же в больничку и положили, по сю пору сидит.

– Гады – это гадюки? – поежилась Вера.

– Гадюки, гадюки. Одно слово – гады! Которые серые или там черные, это еще ничего. А вот говорят, есть у них в болотах царство Пичкеморье, дак там царица Ярь-Медянка правит. Сама медная, в короне золотой. А черные да серые ей служат, все ее приказы сполняют.

– Именно царица? Не царь? –Вере вспомнились опусы краеведов про «змеиного бога Ура».

Дядя Паша почесал в затылке. Подобная мысль ему явно в голову не приходила.

– Дак кто их разберет, в Пичкеморье-то этом. У нас тут по лесам все Матушки больше. Бабы лесом-то правят. Мож, и у гадов баба начальство. Дак вот когда серые да черные из болот ползут – это б еще ничего. А когда сама царица Ярь-Медянка выходит на белый свет поглядеть, себя показать – тут только держись! Яд-то у нее не в пример прочим. Я сам раз видал на макушку лета, на Иван-Купалу: вышла из травы медная змея, голову подняла, на меня смотрит. А глаза у нее – веришь, человечьи! Не смотрят так змеи-то, мысли больно много. Как ударюсь я тогда бежать, аж до самого дома не останавливался. Хорошо, жалом меня достать не успела. А то б не носил тебе чагу…

Когда дядя Паша собрался уходить, Вера не стала вставать, чтобы запереть за ним дверь. Андрей бы ее, конечно, не одобрил: он так и не привык оставлять дверь незапертой, даже когда кто-нибудь был дома. Веру же к этому довольно быстро приучили соседи и ученики – уж очень часто они заходили в гости, не бегать же открывать из-за каждого. Но Андрей местным жителям не доверял и ворчал на эту ее новую привычку. Вот и теперь, уходя, он запер Веру на оба замка. Но пока его не было дома – можно было позволить себе немного расслабиться.

Расчет Веры оказался правильным: вскоре после дяди Паши в гости заглянула тетя Клава.

– А твой-то у москвички сидит, – заявила она совсем так же, как и предыдущий гость.

– Знаю, она же врач, – кивнула Вера. – Лечит его, ну и насчет меня посоветоваться…

– Вот, значит, как, ну-ну, – почему-то вздохнула тетя Клава. – А я тебе варенья малинового принесла. От жара хорошо. Любишь варенье?

До самого вечера дверь в квартиру не закрывалась. После тети Клавы пришел дядя Вася – принес гусиного жира, помазать волдыри от комаров. Потом забежала Наташа Меряева, сварила суп и покормила Веру. Потом зашли ученики, принесли букетик ландышей. Вере было очень стыдно перед ними – ведь пришлось сказать, что поход в Митино отменяется. Но ученики тут же ее утешили – оказывается, с ними вызвалась сходить Юлия Сергеевна, биологичка. Веру тут же накрыло чувство вины перед коллегой, но не успела она как следует попереживать – в гости явилась сама Юлия Сергеевна, принесла запеканку и сказала, что все равно собиралась сводить ребят в лес, показать весенние растения. Потом позвонила фельдшерица Маша – спросить, как самочувствие, а потом…

Во всем этом вале благотворительности Веру раздражало только одно: почему-то многие (конечно, не коллеги и не школьники) считали своим долгом сообщить ей, что Андрей сидит у москвички Марины. Какое им всем, собственно, дело, у кого Андрей и Вера лечатся? Хотя если подумать – гомеопатия не самая понятная в деревне вещь. Здесь либо пьют какие-нибудь травки, либо ходят к фельдшерице за уколами и таблетками – третьего не дано. Лекарство должно быть видно.

Когда, наконец, поздним вечером Андрей вернулся домой (Вера подгадала к его приходу все же выползти в прихожую и запереть дверь), квартира благоухала чагой, травами и малиновым вареньем, а в кухне было столько еды, что хватило бы на новогодний стол. Андрей заглянул в чашку у Вериного изголовья, принюхался, поморщился:

– Не стоило тебе все это брать. А тем более пить и есть. Они же тут руки сроду не мыли – а вдруг инфекция? И в варенье может быть ботулизм. Страшная штука, между прочим. А чага эта… Все-таки гриб, опасно. Откуда ты знаешь, что этот твой алкоголик правильно его обработал?

Он сунул руку во внутренний карман куртки, достал исписанный листок из блокнота и две крошечные пластиковые баночки. Внутри баночек то ли что-то перекатывалось, то ли пересыпалось.

– Вот, Марина тебе передала. Это – дважды в день, это один раз утром. Тут все подробно написано.

Веру накрыла волна благодарной нежности. Она знала, знала! Она всегда верила, не переставала надеяться и верить! Муж беспокоился о ней… Позаботился, добыл лекарство… Может быть, даже потратил деньги.

Пока Андрей на кухне гремел посудой – кажется, ел суп и запеканку – Вера внимательно прочла инструкцию, написанную рукой Марины, и положила под язык пять сахарных шариков из первой баночки. По правде говоря, чувствовала она себя уже почти нормально, но ведь Андрей так старался – да и лишнее лекарство не повредит.

Под языком растекалась легкая сладость, и такой же сладкий, блаженный туман наполнял ее сердце. Вера с облечением откинулась на подушки.

«Как все-таки хорошо, что я не одна», подумала она, засыпая.