Читать книгу Змеиный волк - Ольга Ракитянская - Страница 7

Недели через две снег почти совсем стаял даже в лесу. Темная, набухшая земля дышала теплой влагой – Вере порой казалось, что почва под ногами добродушно пыхтит, будто корова. Заячьими лапками пушилась верба, желтые цыплята козьей ивы разбежались по голым веткам, и в них копошились первые мушки. А тетя Клава сообщила, что с утра пораньше видела ежа – он зимовал где-то под домом, а теперь проснулся.

– Может, ему молочка налить, теть Клав? – забеспокоилась Вера. – Яблочка положить? Он же, наверно, голодный. А в лесу сейчас ни ягод, ни грибов.

– Обойдется, – махнула рукой тетя Клава. – С голодухи злее будет. Пусть лучше мышей в подполе переловит. Должна ж от него в хозяйстве польза быть.

– Как – мышей? – Вера была потрясена. – Ежик ест мышей?

В голове возник и тут же раскололся на мелкие кусочки светлый образ ежика из мультиков, с яблочком и грибком.

– А как же, – пожала плечами тетя Клава. – Жрет за милую душу. Как гнездо с мышатами найдет, так и жрет – только косточки хрустят. Я за этим ежом все лето горя не знаю – у других-то мыши чуть не пешком по столу ходят, а у меня хоть бы одна. И котов никаких не надо, дармоедов. Цыплят бы только не потаскал, зверюга. Этот может… В том году трех недосчиталась.

Вера была потрясена. А она-то привыкла считать ежиков вегетарианцами! Какие еще страшные сюрпризы приготовила ей Осиновая? Хищных синичек?

Вере тут же вспомнилось, с каким аппетитом синички уплетали сало зимой… Она поежилась.

За поселком, на озерах и болоте, каждый вечер раздавалась канонада: открылась охота на утку и гуся. Сроки весенней охоты коротки, и поселковые охотники – то есть едва ли не каждый второй мужчина – торопились наверстать долгое ожидание. По выходным к постоянным жителям Осиновой присоединялись дачники из Москвы и приезжие родственники из Шатуры, Рошаля и даже Владимира. Вера уже начинала всерьез опасаться, что они перестреляют всех уток в округе. Впрочем, обвешанных утиными тушками охотников что-то было не видать. Приносили обычно по одной-две, много – по три утки, а то и вовсе возвращались пустыми. А перелетные стайки и косяки все тянули и тянули над поселком.

– Утки-то, они тож не дуры, – усмехался дядя Паша-сторож на опасения Веры. – На лесные озера летят, на гиблые мшары. Это нам гиблые, а им ничего. Там посреди мшары озерцо, лужа лужей, утки на него сядут, и все – никто к ним не подойдет, ни лисица, ни волк. А уж эти охотнички и подавно, городские которые. Это ж разве охотники… Вот в наше время…

И дядя Паша пускался в воспоминания о тех далеких временах, когда еще не пропил ружье и здоровье.

Лесные птицы, видно, напуганные стрельбой, жались теперь к поселку. И хотя Вера не подкармливала их больше – знающие люди в интернете писали, что весной это лишнее – самых разных птиц в окне она видела почти так же часто, как зимой. Как ни было ей жалко уток на озере – а все же она не могла не радоваться птичьему обилию. И еще одна, тайная мысль шевелилась в глубине души, хотя Вера не призналась бы в этом даже самой себе: может, и лесные чудища, все эти золотые йети и Бур-Яги из заброшенных колодцев, хоть ненадолго, да испугаются охотничьей пальбы, оставят поселок в покое?

В один из таких дней весенней охоты Вера возвращалась из школы домой, никуда не торопясь – Андрей накануне уехал в Москву на пару дней, на какие-то переговоры с заказчиком диссертации. Кто был этот заказчик, Вера не знала, да и не стремилась узнать. Она просто шла по весенней улице, почти бездумно, любуясь первыми цветами мать-и-мачехи у заборов, слушая щебет скворцов у скворечников и предвкушая, как, прежде чем проверять тетради, выпьет чаю с малиновым вареньем – подарок Людмилы Николаевны – и, может быть, даже примет ванну.

Как вдруг ее взгляд, блуждая то тут, то там – уперся в наличники какого-то дома. Это был один из старых домов, еще годов тридцатых – таких немного осталось в поселке. Хозяева, должно быть, уже не раз поновляли его, меняя венцы – однако наличники оставались прежними, затейливыми, искусно-кружевными, каких уже не встретишь в более поздних домах. Здесь это было не просто рамкой для окна, а настоящим произведением искусства.

Вера не раз ходила этой дорогой, но до сих пор ей не приходило в голову присмотреться к наличникам. Теперь же – может быть, потому, что она все время думала о птицах и стрельбе в лесу – она почти сразу увидела уток. Да, именно уток: две резные птицы расплывались в разные стороны поверх каждого окна, будто танцевали на глади озера парный танец. Вниз по бокам окон шли стремительные штрихи-прорези, в которых тоже нетрудно было угадать силуэты уток – но уже не танцующих, а ныряющих к самому дну. Нижние же углы были украшены двумя деревянными подвесками в виде утиных лапок.

Вера невольно остановилась, рассматривая этот утиный дом. Ей даже не пришло в голову, что это может быть невежливым и неуместным – стоять и глазеть на чужие дома. И она вздрогнула от запоздалого чувства вины, когда дверь утиной избушки отворилась, и во двор вышла Наташа Меряева, мать шестиклассницы Кати и второклассника Вовы.

– Ой, Вера Петровна! – обрадовалась Наташа. – А я как раз к вам хотела идти! Верно мой-то говорит – на ловца и зверь бежит. Вы обождите, я счас!

Она метнулась обратно в дом и через минуту показалась во дворе с пакетом из «Пятерочки» в руках. В пакете явно лежало что-то объемное, по форме похожее на мороженую курицу.

– Вот! – Наташа гордо протянула пакет Вере. – Мой добыл! Я уж и ощипала, и выпотрошила. Потрошки там отдельно в пакетике. Вы их со сметанкой пожарьте, с лучком – объеденье! И вам от малокровия полезно, – она окинула Веру сочувствующим взглядом. Сама Наташа была крепко сбита, круглолица, с задорно вздернутым маленьким носиком. На пухлых щеках даже в этот теплый день алел румянец – как будто там, внутри, горел невидимый костер. Небольшие, чуть раскосые серые глазки весело щурились на апрельское солнце и оттого становились еще меньше – но это совсем не портило Наташу. Наоборот, она становилась похожа на забавную серую уточку, округлую и ловкую.

– Да вы не стесняйтесь, берите, у нас еще есть! Ваш-то не охотник, – тут она, как показалось Вере, чуть сочувственно вздохнула. –А вам для здоровья надо. В утке-то дикой все витамины! Она травами озерными питается.

Вера приняла пакет, удивленная и тронутая такой заботой. Но заглядывать в него не стала – не хотелось видеть мертвую утку, когда только что думала о живых и любовалась сказочными наличниками.

– Спасибо… А не жалко? – все-таки вырвалось у нее. – В смысле, не жалко их… убивать?

Наташа удивленно захлопала серыми глазками. Видно, ни о чем подобном она до сих пор не задумывалась.

– Да ведь принято так! Это ж дикие. На них и коршун охотится, и лиса. А мы чем хуже?

Действительно, тут же подумала Вера. Ест же она курицу. А чем курица хуже утки? Тоже птица, и тоже живая. А жизнь у нее не в пример скучнее утиной. Утка-то хоть успела порадоваться небу, озеру, полету… А курица так и рождается, чтобы умереть для супа.

– У нас тут все охотой раньше жили. Сейчас-то так, балуются больше. Патронов сколько изведут, а дай Бог три утки добудут. Вот раньше, дедушка говорил…

– И наличники у вас утиные, – перевела разговор Вера.

Наташа оглянулась – и засмеялась удивленно, радостно.

– Ой, и правда – уточки! Вот вы какая внимательная, Вера Петровна, сразу видно, что учительница. А я уж лет пять тут живу – не замечала. Дом-то этот Петькин. Еще его прадед строил. И Петька тут вырос. А теперь свекры в Кривандино, в квартире, еще в советское время Петькиному дедушке давали. Они пожилые, им тут тяжело – и дров наколи, и снег почисти, и того, и сего. А дом, значит, нам отдали, чтоб мы по съемным не мыкались. Сейчас небось не даст государство квартиру… Вот мой-то паразит, не мог уточек показать! – она ласково улыбалась. – Катька с Вовкой с улицы прибегут, дак вместе поглядим! Скажу, Вера Петровна ваша заметила.

– Вы спросите у Пети – почему уточки? – Вере вдруг пришла в голову новая идея для краеведческой экскурсии. Причем совсем без леса и прочих опасных мест. – Его прадедушка охотник был?

– Был, наверно, – Наташа пожала плечами. – Тут у нас раньше все охотились. А почему уточки – ну дак добывал их, наверно, вот и… Ой, Вера Петровна! – от внезапной догадки она прижала ладони к щекам совсем детским жестом, румянец разгорелся еще ярче. – А может, это гуси-лебеди? Как мне бабушка в детстве говорила – будешь баловаться, дак гуси-лебеди прилетят, к Яге унесут!

Вера вздрогнула. Опять Бур-Яга?

– Это которая в ступе летает? – осторожно спросила она. – В избушке на курьих ножках живет?

– Нет, избушка – это в мультике, – мотнула головой Наташа. – Там неправильно все, для детишек маленьких. Киношники-то, что они знают? Бабушка говорила, Яга в колодце живет. Вот помните, Генка-то алкаш пропадал? А потом его в колодце нашли? Он ведь на кого охотился – на гусей! Вот и выходит…

– А вы верите в Ягу? – удивилась Вера. Наташе ведь было едва за тридцать – современная молодая женщина, младше ее самой.

– Да не то чтобы верю, конечно, – немного смутилась Наташа. – Рассказывают просто. Только, знаете, – она чуть понизила голос, как давеча тетя Клава, – Яга-то, она не всегда злая. Мне бабушка говорила, и другие старушки тоже – раньше бабы к колодцу с ней советоваться ходили. Что было, что будет, чему быть должно. Делились с ней всяким… ну, как с подругой. Только не пустяками, за пустяки она рассердиться могла. А если серьезное что – то и помогала. Даже такие бабы бывали, кто умел к ней в колодец летать. Знающие. У бабушки моей старшая сестра знающей была.

– Как – летать? – Вера даже испугалась. – В колодец прыгали?

– Да нет, не прыгали. Это не по-настоящему. То есть по-настоящему, но как бы… – Наташа мучительно соображала. – Как бы во сне, вот! Как детишки во сне летают, чувствуют, что летят, а никто этого не видит, для всех они просто в кроватке спят. Только сон – это не взаправду, а тут взаправду.

Вера помотала головой, силясь хоть немного разобраться в Наташиных путаных объяснениях. И та, конечно, заметила это.

– Вы уж не обижайтесь, Вера Петровна, – извиняющимся тоном сказала она. – Я ж и сама толком не понимаю. Я-то ведь не знающая. И бабушка моя сама в колодец летать не умела, только сестра ее летала. Помню еще, она говорила, что, мол, это бабье дело, мужикам про него знать не обязательно. Только если кто понимающий… Так что вы уж, Вера Петровна, своему-то не рассказывайте. А то наболтала я вам тут, а потом надо мной же и посмеются.

Вера, конечно, постаралась убедить смущенную Наташу, что никому не расскажет. Да и как бы она стала рассказывать о таком?

Ей все чаще казалось, что где-то по дороге в Осиновую, еще в первый свой приезд, она ненароком пересекла невидимую черту – и оказалась не просто в глухом уголке Подмосковья, а в странной мрачноватой сказке. Здесь действовали свои, ни на что не похожие правила и законы. И как ни пыталась Вера сопротивляться – сказка затягивала ее все дальше в свои темные, непроглядные глубины, будто в бездонный колодец Бур-Яги. А ведь она совсем не умела летать… И все ее знания здесь ни на что не годились.

Придя домой, Вера все же достала утку из пакета. Уже ощипанная и выпотрошенная, она почти ничем не напоминала тех пестровато-бурых, красивых птиц, что пролетали над поселком и плавали по озеру, и Верина совесть несколько успокоилась. Тем более что утку все равно уже не оживить – не пропадать же ей теперь. Тогда получится, что птица погибла совсем зря.

Вера хотела было убрать утку в морозилку – до возвращения Андрея. Она привыкла, что мясо в этом доме готовится для него – а сама она ест только так, за компанию. Мясо – это ведь мужская еда? За обедом и ужином Вера всегда отдавала Андрею лучшие мясные куски, а сама старалась налегать на овощи, как приличная дама, следящая за фигурой. Тем более что и Андрей нередко намекал ей, что она опять расплывается, хорошо бы сбросить лишний вес.

Но теперь что-то задержало ее руку, уже тянувшуюся к дверце морозилки. Ведь утку-то она не покупала. Это Наташа подарила – именно ей, для нее. Имеет ли она право так распоряжаться чужим подарком?

К тому же эти слова про малокровие… Неужели заметно? Да, это ведь деревня, здесь все на виду. А что видно взрослым – то и дети, конечно, замечают. Неужели ее ученики тоже обсуждают где-нибудь в туалете или на улице в компаниях, что «англичанка» у них хилая?

Вера посмотрелась в зеркало: худое, чуть удлиненное лицо, большие темные глаза, заострившийся тонкий нос с небольшой горбинкой. Пожалуй, в Москве ее могли бы счесть даже красивой – там все дамы стремятся стать постройнее, потоньше. Да что там «могли бы»: Вера вспоминала теперь, что подруги незадолго до ее отъезда даже спрашивали у нее совета – как это ей удалось так похудеть. Но здесь, в Осиновой, как видно, имелись свои представления и на этот счет.

Вера невольно представила себе крепкое, налитое тело Наташи, ее полные руки и румяное лицо, плотные ноги, прочно стоящие на земле…

И решительно засунула утку в кастрюлю для супа. А потом, развязав маленький пакетик с потрошками, принялась резать лук на жаркое.

Если уж лететь в колодец – то надо постараться хотя бы не растаять раньше времени.