Читать книгу Змеиный волк - Ольга Ракитянская - Страница 16

«Золотыми людьми» окрестили их младшеклассники. Как-то на перемене, когда Вера стояла у окна и бездумно глядела на крупинки мокрого ноябрьского снега, сыпавшиеся с серого ватного неба и тут же таявшие – малыши у окна на другом конце коридора вдруг радостно запищали:

– Золотые люди! Ой, золотые! Дядька с теткой! Сюда идут!

Вера вздрогнула, мигом выпав из своего бездумного оцепенения: в памяти всплыли рассказы тети Клавы о золотых парящих лешаках, оставлявших огромные следы на поверхности сугробов.

Она посмотрела в ту сторону, куда тыкали пальцами малыши: там через школьный двор действительно шли двое. Судя по фигурам – мужчина и женщина. Одеты они были и правда необычно, даже для Москвы, не говоря уже об Осиновой: в яркие светло-оранжевые шапки и куртки флуоресцентного оттенка, с темными разводами в виде листьев и еловых веток. Куртки были такими яркими, что, казалось, светились на снегу. Вере даже показалось, что местами они поблескивают золотом. Может быть, катафоты? Как на школьных рюкзаках и кроссовках? А у женщины к тому же оранжевыми были брюки – широкие, плотные, вроде лыжных.

Впрочем, роста эти люди были самого обычного – скорее даже среднего, чем высокого. И следы на снегу они оставляли, как все.

Странная пара подошла к школьным дверям, мужчина взялся за ручку…

И в этот момент прозвенел звонок. Как встретил пришедших сторож дядя Паша, Вера уже не видела: нужно было идти в класс.

Вспомнить о «золотых людях» ей пришлось уже после уроков, когда она, сидя в пустом классе, листала в ноутбуке сборник развивающих языковых игр в поисках материала на завтра. В дверь осторожно постучались, хотя она была открыта – уже по одному этому Вера поняла, что пришел кто-то незнакомый.

– Войдите!

О том, что это они, «золотые люди», Вера догадалась по оранжевым брюкам женщины. В остальном, без своих ярких курток и шапок, в простых лыжных свитерах с горлом, оба выглядели вполне обыденно.

Мужчине на вид было лет пятьдесят. Мягкие кольца русых волос вокруг небольшой лысины, седеющий ежик усов, прозрачно-голубые глаза с усмешливой хитринкой за толстыми стеклами очков – Вере он показался похожим на лесного фавна. Хотя у фавнов вроде бы росли бородки, а не усы. И они вряд ли носили очки.

Женщина же казалась ровесницей Веры. Именно она первая подошла к учительскому столу, тряхнула густой гривой золотисто-каштановых волос, протянула решительно руку для приветствия:

– Вера Петровна?.. Здравствуйте, я – Аурика. Нет-нет, извините, не люблю этих отчеств. Пока человека окликнешь, он уже и ушел, – она усмехнулась, в глазах заплясали лукавые зеленые огоньки. – А это мой муж, Борис. Нас к вам послала Людмила Николаевна. Понимаете, мы орнитологи…

– «Мы» – это громко сказано, – с мягкой улыбкой поправил ее Борис, ласково глядя на жену. – Ваш покорный, например, скромный музыкант. Нечто вроде лаборанта при ученой орнитологине.

Орнитологиня – это прозвучало непривычно, но красиво. Почти как «княгиня». Где же Вера раньше слышала подобное? Ах да, старая советская фантастика, писатель-палеонтолог Иван Ефремов… Это, кажется, он придумал подобные слова для женщин-ученых. Во всяком случае, очень за них ратовал. Где-то у него в приключенческих рассказах была «географиня», главный герой называл так жену. И тоже сравнивал с «княгиней».

– В общем, мы проводим учеты птиц в вашем квадрате. Для Зоологического музея. И Людмила Николаевна посоветовала поговорить с вами. Вы ведь увлекаетесь птицами?

Действительно, вспомнила Вера. Она ведь увлекается птицами. Правда, из-за всех треволнений последних нескольких месяцев ей, кажется, ни разу не довелось открыть приложение-определитель – хотя прошлой зимой она заглядывала туда при первой возможности, пыталась определить каждую новую птицу, с интересом читала про повадки тех, кого уже знала по именам. А в эти ноябрьские холода – даже не удосужилась пока начать прикормку.

Сначала Вера вяло удивилась этому. А потом ей стало очень стыдно.

– Да, да, конечно, увлекаюсь, – поспешила ответить она. – Но я ведь любитель. И пока очень мало знаю. Чем же я могу вам помочь? Вот, может быть, Юлия Сергеевна, учительница биологии…

– С Юлией Сергеевной мы уже пообщались, – кивнула Аурика. – Но нам нужна и ваша помощь. Чем больше понимающих людей – тем лучше.

Она опустилась на стул за партой прямо напротив Веры, сложила руки в замок, явно собираясь что-то обстоятельно объяснять.

– Понимаете, Зоомузей уже не первый год ведет проект – составляет атлас птиц Московской области. Проводит регулярные учеты: кто где гнездится, кто зимует, кто бывает на пролете. Только, сами понимаете, – она еле заметно вздохнула, – за науку нынче не платят. Ну, почти. И учетчиков у нас гораздо меньше, чем квадратов.

– Чем чего, простите? – уже второй раз Аурика произносила это слово, но Вера никак не могла взять в толк, о чем речь.

– Топографических квадратов. Понимаете, для удобства топографы поделили всю карту на квадраты, десять на десять километров. Чтобы легче определять, где что находится. И у каждого квадрата – свое название, из букв и цифр.

Борис неожиданно не то фыркнул, не то хрюкнул – Вера с удивлением взглянула на него и поняла, что он давится от смеха.

– Вы меня извините, Вера Петровна. Не удержался. Вы хоть знаете, как ваш Шатурский район топографы обозвали?.. Да, да, не только наш квадрат, а весь район скопом?.. Ну ладно, не буду вас смущать, сами по карте в Гугле посмотрите, если будет желание.

Аурика тоже весело фыркнула.

– Да уж, имечко там… Но это не мы, это все топографы, честное слово!

Вера почувствовала, что немного краснеет. Эти двое были непосредственными, как щенки. Или как белки, играющие в сосняке. Похоже, от них можно было ждать чего угодно.

– Так вот в каждом квадрате, – продолжала меж тем Аурика, как ни в чем ни бывало, – есть свои наблюдатели. То есть живет большинство в Москве, и мы в том числе, – снова едва заметный вздох, – но регулярно ездим сюда, проводим учеты птиц по лесам.

«Учеты птиц» – не кур и гусей на птицеферме, а диких. Лесных. Это звучало как научная фантастика или как фраза из какой-нибудь современной сказки. Воображение Веры сразу нарисовало картину: сойки, дятлы, синицы выстраиваются в шеренги и маршируют мимо Бориса и Аурики, а те, сидя на пне, сосредоточенно пересчитывают их и заносят в бухгалтерскую книгу на смартфоне. Ну не на компьютере же – к чему его подключать на пеньке в лесу?

Фу, какая чепуха лезет в голову. А ведь к ней пришли как к серьезному человеку.

– Как же вы их учитываете? Ведь по головам, наверное, не пересчитаешь?

– Конечно, нет. Да это и не нужно. Мы же не на птицеферме – нам важно примерное количество. Тут есть разные методики. Например, точечный учет – это когда стоишь на одном месте и отмечаешь всех птиц, каких увидишь и услышишь за пять минут.

– Так коротко? А почему за пять?

– Так они же перелетают, – пожала плечами Аурика. – Зачем одного и того же зяблика записывать по три раза? Хотя бывают и подольше точечные учеты – когда считаешь не всех подряд, а отдельный вид. Например, журавлей. Помнишь, – кивнула она мужу, – как мы с тобой весной в болотах их засекали?

– Помню, конечно, – мечтательно улыбнулся Борис. Он тоже успел присесть за одну из парт, вольготно расположился, подперев щеку рукой. – Стоишь ни свет ни заря, по темноте еще, на апрельском болоте. Снег не весь сошел. Под ногами вода, вокруг хлюпает, холодина. Кажется – ничего тут нет, никого. Зачем стоим? И вдруг из болот – серебряные трубы! Понимаете, звук такой… чистый и дикий. Не для людей. Один голос, второй. Потом – сразу двое…

– Значит, пара на гнезде, – кивнула Аурика. – Вот этого нам и надо. Засекаешь время, направление по азимуту…

– И солнце всходит из-за болот – самый краешек, как костер. Водой пахнет. Землей оттаявшей. Жизнью. И уже неважно все остальное.

– Особенно когда тебе в руки после учета кружку с горячим чаем суют, – улыбнулась Аурика.

– Ага, а потом миску с горячими макаронами, – в тон ей ответил Борис. – Ну а что – ты там свои азимуты записываешь, а мне зачем время терять? Чайку и макарон согреть недолго.

Вера слушала эти разговоры из какого-то совсем иного мира – и думала о своем. «Пахнет жизнью», сказал Борис? А как же испарения, болотные газы? Или весной они еще не оттаяли? Хотя упоминал же он оттаявшую землю…

– Вы что же, и ночуете на болоте?

– Конечно, – как нечто само собой разумеющееся, сказала Аурика. – Туда-сюда не наездишься. Особенно если маршрутный учет. Это когда идешь несколько километров медленным шагом и записываешь всех птиц, которые встретятся. Проще там же и заночевать. На краю болота или в лесу – это уж где удобнее.

Удобнее? Это слово прозвучало почти абсурдно. Как может быть удобно в лесу? Тем более – на болоте?

Горло сжал несильный спазм – тихонько, будто подкрадываясь. Вера постаралась дышать глубже, как советовал врач в Саматихе. Стало полегче.

– Так чем же я могу вам помочь?

– Зимние учеты, – вздохнула Аурика. – С ними у нас непросто. Я же говорила, что наблюдателей не хватает. Да и мы зимой только по выходным можем вырваться в лес. Работа у обоих… Вот и хотели спросить: может быть, вы поучаствуете, как местная жительница? Вместе с учениками?

– В лесу? – вкрадчивый спазм вернулся, и на этот раз сжал горло посильнее. Он еще не душил, нет. Он предупреждал.

Вера задышала глубже.

– И в лесу тоже. Здесь же, наверное, многие ходят в лес – на лыжные прогулки, например? Мы бы вас с ребятами немного подучили, показали бы основных зимующих птиц, и…

Муравейник с зияющей ямой. Рыжие муравьи. Сейчас все это спит под первым снегом, вместе с ежами, медведями, лягушками, личинками комаров. Только ли это?

В снегу, говорят, все сохраняется хорошо…

Вера сглотнула, чтобы унять подступивший спазм. Заговорила медленно, хрипло:

– Месяц назад у нас пропала девочка… Старшеклассница. В лесу. Ее так и не нашли.

– Знаем, – грустно кивнула Аурика. – Людмила Николаевна говорила. Она еще сказала, что вам ничего не сообщили. А сама она не сочла себя вправе наводить справки. Девочка же не из вашей школы, и не местная?.. Хотя, я считаю, со стороны полиции это свинство. Могли бы хоть что-то сказать, люди же волнуются.

– У них служебные инструкции… наверное. Не все можно сообщать. Учителям это знакомо, мы ведь тоже не все…

– Знакомо, – усмехнулся Борис. – Я сам преподаю. Музыку, конечно. Сколько сейчас всех этих заморочек – кому что можно, кому что нельзя… В основном нельзя почему-то.

– Но вы понимаете, что эта история…

– Эта история, – решительно заявила Аурика, – как раз и показывает, что ребят нужно учить общаться с лесом. Учить правилам безопасности. Правилам жизни, в конце концов. Куда ходить, куда не ходить, что делать, если… Знаете, чем больше чего-то боишься, особенно леса – тем легче там и пропадаешь. А чтобы не бояться, надо знать. Давайте в следующие выходные мы приедем, а вы с Юлией Сергеевной соберете ребят, и все вместе сходим в лес на экскурсию?

Лес. Одно это слово отозвалось в горле новым спазмом. Представились темные ели, покрытые снегом. Огромные следы поверх сугробов, о которых говорила тетя Клава. Рысь, быть может, вернувшаяся в Осиновую и в этом году. Страшный в своей непонятности змеиный волк.

– А Людмила Николаевна? – слабо попыталась Вера ухватиться за соломинку. – Как она смотрит на эту идею?

– С Людмилой Николаевной мы уже договорились, – улыбнулась Аурика. – Она же нас к вам послала не просто так. И Юлия Сергеевна тоже поддержала. Осталось ваше согласие!

Значит, если Вера откажется – они все равно пойдут с ребятами в лес. Уже в следующие выходные.

В первый момент Веру охватило малодушное облегчение. Если она откажется, ничего не изменится! Она не нарушит ничьих планов, и…

Но тут же ей стало стыдно за эти мысли. Она, педагог, останется в теплом и безопасном доме. А Юлия Сергеевна и эти двое (она ведь их совсем не знает!) пойдут с ребятами в полный опасностей зимний лес. И если там что-то случится – сможет ли Вера простить себя, что в самый нужный момент не оказалась рядом?

Чувство вины обожгло сердце. Вспомнилась Надины серые глаза, тихий голос. И окровавленная бандана на сучке.

– Я… согласна, – хрипло сказала Вера, мучительно преодолевая спазм. – Согласна.

Она постаралась, чтобы это последнее слово прозвучало как можно решительнее.