Читать книгу Змеиный волк - Ольга Ракитянская - Страница 5

С приходом весны Вера снова воспряла духом. В городе она привыкла считать настоящей весной только конец апреля – начало мая, когда снег окончательно сходил, газоны зеленели, и на деревьях появлялась первая листва. Время же с марта по апрель было для нее такой же зимой, только еще более унылой: с чередованием оттепелей и морозов, с мелкой снежной крупой, набивавшейся за воротник, с гололедом и грязью под серым небом – но уже без новогодних декораций, без елок и огоньков, которые хоть немного скрашивали темноту и холод календарной зимы.

В Осиновой Вера ощутила первое дыхание весны еще в феврале. Нет, морозы никуда не делись – здесь, в дальнем Подмосковье, было даже на несколько градусов холоднее, чем в Москве, согреваемой парниковыми газами. Но свет – сколько же здесь было света! В городе Вера почти не замечала удлинившийся день, поднимаясь в полпятого-пять, трясясь в подземке, проводя все рабочее время в четырех стенах, стиснутых со всех сторон такими же бетонными и кирпичными коробками. Здесь же она встречала февральский рассвет за утренним кофе, наблюдая, как розовеет снег на ветвях рябины за окном, как собираются на кормушку первые птицы. Солнце уже начинало немного пригревать, и на оконном карнизе повисали сверкающие сосульки. Вера всю зиму слушала в приложении голоса разных птиц, и теперь с радостью узнала первую весеннюю трель большой синицы.

А уж в марте, когда небо пронзительно синело, на сугробы ложились длинные тени, а сам снег под деревьями становился ломким и ноздреватым, покрывался темными точками хвои и семян – весну и подавно было невозможно не заметить. Вера надевала на валенки калоши и шлепала из школы домой по отсыревшей мартовской тропинке, подставляя лицо теплому солнцу и слушая вовсю заливавшихся птиц – больших синиц, лазоревок, овсянок, зеленушек.

Андрей, не выносивший любой сырости, словно кот, почти все дни проводил дома, ворча на лужи и капель. Зато он, наконец, нашел работу. Правда, не постоянную, а договорную – писать диссертации по политологии за каких-то не то высокопоставленных, не то просто богатых людей, у которых не было времени заниматься исследованиями, но при этом имелась необходимость в кандидатских и докторских корочках, причем реальных, а не купленных на черном рынке. Для чего – Вера так и не поняла, да и не слишком вникала. Она давно смирилась с тем, что политика – не ее ума дело, и люди там живут и действуют по каким-то особым, ни что не похожим и непостижимым для нее самой правилам. Ей, правда, не очень нравилась сама идея – писать диссертации за других. Ведь диссертация и научная степень – доказательство того, что человек способен проводить научную работу. Но какое же это доказательство, если пишет один, а корочки получает другой?

– Ты ничего не понимаешь, – морщился Андрей. – Все эти корочки для чиновников и бизнесменов – просто формальность, они ведь не собираются двигать науку. Это нужно для престижа, для каких-то должностей, еще для чего-нибудь подобного. Зато я получаю возможность продвинуть свои идеи под именем уважаемых людей! Ведь неважно, чье имя там будет стоять – важно, чтобы идеи были озвучены, чтобы их применяли. А чем авторитетнее автор, тем скорее начнут применять. Да и платят они достойно.

Аванс Андрею за первую диссертацию и правда перевели весьма неплохой. И Вера, пожав плечами, решила просто об этом не думать. Хорошая, понимающая жена не должна лезть в мужские дела. Хватит с нее школы и быта.

О рыси больше ничего не было слышно, и Вера понемногу успокоилась. К середине марта она настолько осмелела, что даже решила запланировать для учеников первую краеведческую экскурсию: ведь обещала же разгрузить Юлию Сергеевну.

Куда бы сводить ребят? Она ведь пока сама почти ничего не знала про здешние места. А в Кривандино и Шатуре ее ученики наверняка и так бывали много раз. Может быть, в окрестностях есть какая-нибудь старая церковь, усадьба или что-нибудь вроде того?

Вначале Верино внимание привлекла соседняя деревня Саматиха, с ее старинной усадьбой лесопромышленника Дашкова. Но, порывшись немного в интернете, она эту идею отвергла: оказалось, что в усадьбе теперь находится психиатрическая больница. Что ж, для психических больных это и правда было удачное место: тихо, спокойно, свежий воздух и пение птиц. Недаром и сам лесопромышленник Дашков когда-то выбрал это заброшенное урочище под дачу и назвал ее Саматихой – то есть Самое Тихое Место. Но вести туда школьников все-таки не хотелось.

Вера еще немного поползала по карте в телефоне. И обнаружила, что не так далеко от Осиновой имелась точка с необычным названием Шахмалова Гора. Неужели и правда гора – в Мещерских лесах? Вера немного приблизила карту и чуть не рассмеялась: высота этой горы была всего 135 метров. Что ж, забавно, а для здешних заболоченных низменностей – гора, не поспоришь!

Она загуглила Шахмалову Гору и вскоре узнала, что еще не так давно с этим местом были связаны легенды о лешем. Будто бы жил он как раз в окрестностях «горы», и тот, кому удавалось найти его избушку и подружиться с хозяином, потом не имел себе равных в лесу: и зверь с птицей на него сами выбегали и вылетали, если он охотник, и грибы сами показывались, если грибник, и клюквы такой человек набирал больше всех. Поэтому находились смельчаки, отправлявшиеся на поиски лешего. Вот только у большинства из них ничего не получалось – а кто-то и навсегда пропадал в лесу.

Мрачновато, конечно, для школьной экскурсии. Но Вера прочла, что уже в наше время, буквально лет десять назад, какой-то энтузиаст построил на «горе» настоящую сказочную избушку для туристов, вырезал из дерева фигуры «леших» – совсем не страшных, скорее забавных, как в старом советском мультике про домовенка Кузю. И не берет за это ни копейки – просто решил сделать для людей красивую сказку.

Вот куда надо сводить ребят! В апреле-мае, конечно, когда сойдет снег. Правда, туристы в интернете писали про какие-то болота вокруг, про труднодоступность… Но они, наверное, просто не ищут легких путей, на то и туристы. Должна же там быть какая-то дорожка, тропинка. Иначе как сам энтузиаст добирается туда, да еще с плотницкими инструментами? Наверняка местные жители обо всем этом знают.

Но первая же местная жительница, которую Вера решила расспросить – тетя Клава-продавщица – затею не одобрила.

– Брось ты это, Вер, – к Вере уже настолько привыкли в поселке, что тетя Клава перешла с ней на «ты», как со всеми соседками. – Нехорошее место. Блудят там.

– Как? – у Веры с этим словом были только неприличные ассоциации, она даже слегка покраснела, представив себе деревенские парочки по кустам.

– Блудят. Ну, кружат. Ходят кругами, а дорогу найти не могут. И тропинок там хороших нет, потому что не ходит туда никто.

– Как – никто? А туристы? А энтузиаст?

– Я тебе про добрых людей, – досадливо махнула рукой тетя Клава. – Нормальные которые. Леший там водит, говорю.

– Да это же все просто легенды! Мало ли что там рассказывали сто лет назад, ну, пятьдесят…

– Пятьдесят, говоришь? – прищурилась тетя Клава. – А два года не хошь? Золовка моя из Митино в позатот год сама видела, когда строчки собирала, грибы-то весенние: ходят в лесу будто мужик да баба. То ли в красном, то ли в золотом – у нее вроде шапка, а у него куртка. Какой тебе человек в лес в золотом пойдет? Она было поближе к ним подалась, поглядеть, кто да что – а они шасть в кусты! И растворились. Ничо не видать, веришь! А какой человек от людей шарахаться станет? Как лоси будто, золовка-то говорит.

– Может, приезжие? Туристы?

– Если б так, то в Митино бы зашли или в Осиновую. Все через них ходят. И ночевать ведь им где-то надо – апрель был, холодища, под утро иней везде лежал. В строчках этих самых лед хрупал. А не видал их никто, золотых этих. Золовка-то расспрашивала потом. Лешак с лешачихой, вот тебе и весь сказ.

Она придвинулась поближе, заговорщицки понизила голос.

– А в ту зиму еще свояк мой видал – в лесу следы! Как от босой ноги, только огромные – раз в десять против человечьих. И кто босиком по снегу-то пойдет? А эти еще идут – не проваливаются, прям поверх снега будто летят – а снег тогда только нападал, пухлый был, рыхлый. Тут и обычный мужик шагнет – по эти самые провалится, вместо следов одни ямы будут. А те огромные – идут поверх, как так и надо. Две пары, говорит. Поменьше и побольше – мужик и баба, значит. И уводят-то в самую глухомань, в Березовое болото. Туда и летом добрые люди не ходят, а эти зимой… Лешаки, тебе говорю.

Вера поежилась. Мало ей было рыси… Та хотя бы понятна: просто большая кошка. Можно сходить посмотреть на нее в зоопарк, почитать в учебнике биологии, найти видео в интернете. А тут – какие-то золотые… огромные существа, шагают-парят по снегу босиком и не проваливаются. Шатурские йети, снежные люди? Да нет, абсурдно. Всего в сотне с лишним километрах от Москвы, пусть даже и в глухомани…

Прогулка через лес к Шахмаловой Горе уже не выглядела такой привлекательной. Кто знает, в какой момент… непонятное, безымянное нечто может выскочить из-за кустов? Не это ли нечто следило зимой за Верой, когда она беспечно прогуливалась на лыжах вдоль митинской дороги?

– Но… на людей ведь они не нападают? – робко попыталась она ухватиться за соломинку.

– А кто их знает, – хмыкнула тетя Клава. – Лешие-то, говорят, баб утаскивают. В жены, значит, берут. Никогда потом те бабы из лесу не возвращаются.

– А зачем лешему женщины? Раз у него лешачиха?

– Так лешачиха-то разве жена? Это начальство евонное!

Вера почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Взялась обеими руками за виски в тщетной попытке укротить, выстроить в единый ряд все это темное, странное. Она уже ничего не понимала.

Подумать только, всего несколько месяцев назад и представить было невозможно, что в четырех часах езды от города, от метро и торговых центров…

А тетя Клава с видимым удовольствием продолжала объяснять «молодой училке» все тонкости профессиональной вертикали лешаков.

– Главная у них, значит, Медовая матушка. Вроде как директриса у вас. Эта всем заведует – и лесом, и озером, и рекой, и полями. И болотами даже, всем. Пчелы-то, они везде летают, все ей докладают. Раньше у нас пасечник самый уважаемый человек был – зря, думаешь?

Да, вспомнила Вера вычитанное где-то давным-давно: здесь ведь северный край Мещеры. А Мещера вроде бы и значит что-то вроде «медовой страны», «пчеловодов».

– За Медовой матушкой Березовая девка идет. Вроде как дочка ее, или чего у них там. А по-вашему завуч. Вот она как раз лешачиха. Лесом, значит, заведует. Медовой матушке отчитывается. А леший – это уж ее подчиненный, Березовой девки-то. Их много может быть, леших. А девка Березовая одна.

– А полем тогда кто заведует? Болотом, рекой? – Вера чувствовала себя, как в странном сне, всерьез задавая такие вопросы. Но почему-то никак не могла проснуться.

– Ну, там свои авки, – махнула рукой тетя Клава, будто говорила о соседках.

– Кто?

– Авки. Тоже девки или мамки, кто уж как зовет. Полевые есть, озерные есть, болотные. Всякие. Бабка моя еще помнила, как у них помощи надо было просить, смотря куда идешь – клюкву в болото собирать или еще куда. Вот у той авки и просишь, подарок ей даешь. Хлеба там или что. Или еще патрет их из глины лепили, тоже вроде как подарок: баба на кабане, баба на утке, с петухом, еще чего-то там… Но уж это давно было, я не видала. Мы-то не лепили.

– Ну вот, вы сами говорите – помогают они… – сделала еще одну робкую попытку Вера. – Значит, ничего страшного? И женщин, наверное, тоже давным-давно не крали, да? Тоже только во времена вашей бабушки?

– Да как сказать, – вздохнула тетя Клава. – Люди-то пропадают у нас. И не только бабы молодые – и мужики, и старики, и детишки, всякие. Каждый год, почитай, пойдет кто-нибудь в лес и не вернется. Вон, в Жилино-то прошлой осенью пошел Петька Семенов за клюквой – и все, посейчас не нашли. Ни косточки, ни клочочка. А то в Ушме еще, года три назад – возвращались двое со свадьбы. Ну, выпимши, знамо дело. Один другому и говорит – я другой дорогой пойду. Вроде как позвал его кто-то. И пошел, и не нашли его больше… А раньше, как скот держали, так и скот пропадал. Это еще я сама помню.

– Так, может… волки?

Кто бы мог подумать, что волки-людоеды покажутся Вере меньшим злом, чем непонятные золотые йети с огромными ногами!

– Может, и волки, – усмехнулась тетя Клава. – Да только непростые. От простых-то волков поеди находят. А тут без следа. Правда, слышала я от старушек, в детстве еще, – она снова наклонилась поближе к Вере и перешла почти на шепот, – будто есть в здешних лесах такой… змеиный волк. Вроде как самой Медовой матушки сторож. Она его поставила лес охранять. А уж как он там охраняет – кто его знает…

От этого шепота по спине Веры побежали неприятные мурашки – будто десятки крошечных ежиков катались по спине, кололи иглами.

– Змеиный… волк? Почему змеиный? Как он выглядит?

– А этого уж я не знаю, – совсем будничным тоном ответила тетя Клава. – Сама не видала. А старушек уже не спросишь – померли.

«А куда же охотовед смотрит?», снова чуть не возмутилась Вера, как тогда, со Светой – но вовремя прикусила язык. Требовать, чтобы охотовед, вполне реальный, наверняка серьезный мужик, гонялся за лешаками и чудищами? Может, еще и штрафовал их за нарушения и хулиганство? Это было бы слишком сюрреалистично даже для Осиновой.

Вера долго не решалась никому рассказать про этот разговор – еще засмеют. Как же, московская учительница, переводчица – и вдруг какие-то старушечьи сказки про леших и змеиного волка…

Но и про поход с ребятами на Шахмалову Гору ей теперь тоже думать не хотелось. Леса вокруг перестали казаться уютными.

А потом в соседней деревне пропал человек.